Патриарх Тихон. Пастырь. Владислав Бахревский
в Пошивкино.
Вернулся очень скоро: Мария Петровна, оказывается, гостит у родственников в Петербурге. Разминулись, а могла бы, кажется, написать.
Сел готовить конспекты лекций по богословским дисциплинам, просматривал учебники французского языка, перечитал в подлиннике Альфреда де Виньи «Стелло» и «Судьбы», баллады Вийона, «Персидские письма» Монтескье…
Тем временем батюшка списался во Пскове с Михаилом Сергеевичем Князевым, протоиереем, давним своим другом. Большое семейство Михаила Сергеевича сильно поредело: старшие дети учились в Петербургском университете… Василию Ивановичу под жилье предлагали светлый теплый мезонин. Плата за постель, за стол приемлемая…
– Я хочу, чтобы Миша жил со мной, – твердо сказал Василий Иванович. – В семинарии жизнь спартанская. Миша простужается. Оттого такие пропуски, второгодничество.
– Спасибо тебе, сын. – Иоанн Тимофеевич прослезился.
– Да что же я такого невиданного предлагаю – с братом жить под одной крышей?! – немного осерчал магистр.
– Ах, Вася! Всякое добро – сердце трогает!
В ночь перед отбытием во Псков приснился Василию Ивановичу сон.
Стоит он на травяном острове. В Пошивкине, что ли? Остров посреди озера. Плывет. К берегу плывет. А на берегу – дети. Такое множество, как одуванчиков весной. И все к нему тянутся, зелеными ветками машут, словно это на Троицу.
Беспечно подумалось: «Вот сколько мне Мария Петровна детишек нарожает».
Семинаристы встретили петербургского магистра с любопытством. Почти ровесник, из своих, но ведь за академистами недобрая слава кичливых, знать ничего не хотят, кроме наук.
Первые занятия больше всего обрадовали самого Василия Ивановича. Искренность не была осмеяна, дружелюбие не склонилось к панибратству. Уже на третьей неделе занятий пришлось спасать от изгнания троицу загулявших старшекурсников. Громы гремели грозные, но молнии молодой преподаватель отвел от бесшабашных голов.
Сдать экзамен Беллавину на хороший балл стало для семинаристов делом чести.
В Торопец Василий Иванович примчался с Мишей на рождественские каникулы. Встретил их перед воротами дома белый, как Дед Мороз, Мокей.
– Батюшки, батюшки! – ахал старичок. – Какие вы у нас! Тебе, Василий Иванович, и впрямь бы архиереем быть.
Братья расцеловали церковного сторожа, магистр сказал:
– Мне в учителях хорошо… А денежку твою – храню.
Старичок отирал слезы, крестился, ласково подталкивал братьев к крыльцу. В дверях толпились батюшка, матушка, Пелагея.
– Первый в роду магистр святого православного богословия! – обнял среднего сына Иоанн Тимофеевич. – Михаил – вот тебе опора, но и пример на всю твою жизнь. Это мой завет.
Матушка наглядеться на сыновей не могла. Бестолковая от радости, хлопотала у стола нянюшка, в глазах обеих – испуг.
В Пошивкино Василий Иванович собирался поехать спозаранок. Матушка, набравшись духу, сказала, как повинилась:
– Не