Во дни усобиц. Олег Яковлев
запестрело от множества юрт, кибиток, глинобитных домов.
В городе стоял невообразимый шум, ржали кони, ревел скот, раздавалось щёлканье нагаек, слышались громкие гортанные выкрики.
Прямо на телегах высились огромные шатры, около них лежали или ходили двугорбые белые верблюды. К одному из таких шатров в центре города и подвели Романа с Авраамкой. Тучный приземистый половец в калантыре и аварском шеломе жёстко, исподлобья осмотрел гостей, велел им спешиться и, откинув войлочную занавесь, повёл за собой.
Посреди шатра горел огонь. Вокруг него на подушках, поджав под себя ноги, сидели несколько половцев в халатах из бухарской зендяни и серского шёлка.
– Садись, каназ Роман. Да не застят тебе тучи звёзд на небе, – прохрипел старый хан Осулук, кустобородый, худой, как высохшее дерево, с морщинистым жёлтым лицом. – Говори, какое к нам у тебя дело. И ты садись, – сказал он Авраамке.
Грек внезапно почувствовал, как по спине его бежит предательский холодок. Стало страшно: вот сейчас возьмут и убьют их, зарежут, как баранов! Что стоит этим сыроядцам!
Но солтаны и беки[109] доброжелательно кивали головами, тряся узкими козлиными бородками.
– Достопочтимый хан! – начал Роман. Щёки его окрасил румянец волнения.
– О делах будем говорить потом, – мягко улыбаясь, перебил князя Осулук. – Сначала раздели с нами трапезу.
По его знаку прислужники, среди которых Авраамка заметил нескольких руссов, внесли чаши с кумысом и сладким, горячащим кровь красным вином. Затем появилось огромное блюдо, на котором лежал зажаренный целиком верблюжонок, следом подали жирную баранину и плов в большом котле.
«Господи, прости! Пост ныне, но как откажешься? Убьют ведь, ироды!» – Авраамка, опасливо озираясь, перекрестился и взял в руку ароматно пахнущий сочный кус баранины.
Ели молча, половцы громко чавкали и урчали от удовольствия. Авраамка с насторожённостью смотрел на их острые, как у волков, зубы.
«Дикари, одно слово! Варвары!» – думал он.
После обильной трапезы многие половцы, встав и отвесив хану поклоны, вышли, остались только сам Осулук и Арсланапа.
– Каназ Роман! – начал Осулук. – Ты мой друг. Твой отец был мой друг. У меня нет от тебя тайн. Сейчас я покажу тебе наших красавиц. Хочешь, я отдам тебе самую красивую, самую лучшую?!
Он взмахнул рукой и крикнул что-то хриплым скрипучим голосом. За войлочной занавеской зазвенел бубен.
Перед изумлёнными Романом и Авраамкой выплыли шесть молодых половчанок в лёгких шальварах и коротких разноцветных рубашках. Они понеслись, закружились под звуки зурны в каком-то неистовом танце. Обнажились упругие животы с играющими мышцами, под тонким шёлком колыхались груди, улыбки скользили по скуластым смуглым лицам. Особенно хороша была одна половчанка – гибкая и стройная, вертелась она в танце вокруг Романа, пурпурный шёлк струился перед его жадно впившимися в красавицу глазами.
– Кто сия молодица? – не выдержав, шёпотом спросил он Осулука.
Хан хлопнул в ладоши.
Бек – у половцев – глава рода.