В среде пустот. Олег Охапкин

      Я в комнату свою пришёл

      Уж заполночь. Подвыпивший,

      Я сел за одинокий стол,

      Когда-то шумным бывший.

      И вспомнил я, что из гостей

      Меня сюда тянуло —

      К столу – веселье без затей,

      И я добрёл до стула.

      Я сел под одинокий свет

      Настольной лампы сирой

      И начал пачку сигарет

      Наедине с квартирой.

      Сестра, и та, хоть молода

      И любит чтенье ночью,

      Уснула, лишь одна вода

      На кухне многоточью

      Лихой бессонницы моей

      Была сродни… Из крана

      Она сочилась всё грустней,

      Да клоп из-под дивана

      Сосредоточенно катил

      На верную погибель,

      Да месяц в форточку светил,

      Да чуть кряхтела мебель…

      Я вслушался невольно в быт

      Ночной и нелюдимый

      И грустно понял, как забыт

      Вещей хозяин мнимый,

      Насколько миру дела нет

      В ночи до человека,

      И погасил ненужный свет,

      Дешёвый признак века.

      А чтоб вернее, я закрыл

      Лицо рукой дрожащей,

      Но тяжесть мысли, тяжесть крыл

      Не облегчил ледящей

      И бесприютной темнотой.

      Я вспомнил, как скучалось

      Нам всем в гостях, как за постой

      Платил я чем осталось —

      Полбанкой горькой на рубли

      Последние с получки,

      Как изголялись кобели

      Вокруг текущей сучки,

      Как одиноко было всем

      Oт сексуальной свечки,

      3ажжённой разве что затем,

      Чтоб длить мгновенье течки.

      Я вспомнил злобные тела —

      Друзья по всем приметам…

      И, одинокий, у стола,

      Слегка зевнул при этом,

      И ни с того, и ни с сего

      Захохотал невольно.

      Любить? Зачем? За что? Кого?..

      – Да всех. Затем что больно.

      Это что там за окнами ночью так жутко молчит?

      Будто ветер на крыше скрежещет железом, стучит…

      Уж не Смерть ли дубасит в литавры бездонных пустот?

      Приближаются сроки весны, чётный март… самолёт,

      Полуночник ревущий, иль, может быть, сам Азраил

      Низким басом в октаву гудит, будто перьями крыл

      Рассекает не воздух, но плотное время весны,

      Чёрной тенью влетая в пространства бессониц и в сны

      Беззащитных деревьев на лесоповалах, старух

      На высоких подушках, младенцев в утробах, и слух

      Неуснувших поэтов тревожа, как стёкла фрамуг

      Дребезжит и по нервам блуждает, не ток и не звук.

      Уж не скорая ль помощь, сиреною полночь раздрав,

      Приближается к месту провала под землю? Госздрав

      Громогласен бывает и страшен в ночи, как труба

      Гавриила… Госздрав – не советская ль наша судьба?

      Может быть… Но не это корёжит мой слух по ночам,

      Чуть приходит весна, я не верю учёным врачам

      И