Керины сказки. Кирилл Ситников
изогнулся дугой и взвыл.
«…а также госпошлину в доход государства в размере…»
Кляп вылетел из пасти человековатого беса. Аскадил непонимающе уставился черными миндалинами на Самого.
– Ваша Инфернальность…?!
– Это чудо! – Вскинув клешни в пол, возопил настоятель.
– А то. – Ответил Сам, поднимаясь.
– И он больше не вернётся в Ад?
– Не то что в Ад. Он скорее всего не вернётся даже в Россию. Такие никогда не возвращаются.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ СПИЦЫНА
– Ыыыыээээээээ… а! – Громко зевнул Спицын, при этом по-кошачьи высунув язык – так зевается намного вкуснее – и открыл глаза. Ничегошеньки за время спицынской сиесты в тени дуба не изменилось. Перед ним расстилался всё тот же пейзаж: бескрайнее золотое море поспевшей ржи, прорезанное пыльной косой двухколейного тракта. Спицыну казалось, что он видит всё это сто лет. Отодрав от губы прикипевшую соломинку, Спицын встал и огляделся в поисках дуба, под которым он ещё не спал. Ну так, чтоб внести хоть какое-то разнообразие. Поиск результата не дал – Спицын дрых под всеми и по нескольку раз.
– Ыыыыээ… О! – Спицын замер с открытым ртом, таращась на солнце.
Вместо светила на него смотрела незнакомая женщина. Она… Сказать, что красивая – ничего не сказать. Угли чёрных глаз, чуть надменно смотрящих свысока, прожигали до костей. Она была из какого-то другого, высшего мира. Где довольно прохладно, судя по выступившему румянцу на её белых округлых щеках.
Спицын зажмурился, и снова разлепил глаза. Сверху на него безлико смотрело палящее солнце. Связав видение с тепловым ударом вкупе с отсутствием в своей жизни реальной женщины, Спицын успокоился и пошёл домой.
Ночью Спицын спал плохо. Незнакомка не выходила у него из головы. Она смотрела на него, даже когда он закрывал глаза, и наотрез отказывалась уступить место какому-нибудь сну типа полётов над ржаным полем или катящегося по тому же полю огромному чёрному шару, от которого ватноногий Спицын обычно убегал. К утру Спицын сдался и признал, что влюбился в незнакомку без памяти. Влюблённость и ночная духота разжижили спицынский мозг закоренелого материалиста, и он поверил в Знак. В ужасе от самого себя Спицын надел новую рубаху, присобачил к сапогам новые каблуки, засунул в суму краюху хлеба и дезодорант и двинулся в путь.
– Куда это ты чапаешь? – Спросили его друзья, сидящие под дубами.
– Понятия не имею. Это вообще не я иду. Это какой-то другой, полоумный Спицын. – Ответила им маленькая часть нормального Спицына и ступила на уходящий за горизонт тракт…
…К вечеру рожь наконец закончилась. Дорога ныряла в сосновый бор, и Спицын, заночевав в стоге, вошёл в лесную прохладу на следующее утро. Сойдя с тропы по маленькому, Спицын заблудился и нарвался на медвежье семейство, изучающее поваленное дерево на предмет вкусных личинок. Из умных книг Спицын знал, что неплохо бы тихонько попятиться назад и медленно уйти на цыпочках. Поэтому он с воплями понёсся сквозь