Наследство последнего императора. 1-я книга (II). Николай Волынский
усмехнулся Яковлев. – У меня другой опыт на этот счет – противоположный. Во-первых, евреи – один из коренных народов России, они живут здесь тысячи лет. Другое дело их ксенофобская29 религиозная обособленность. Но она уже разрушена – вместе со старым государством. Молодое поколение евреев стремится к свету знаний, к науке, власть кагала для них – самое настоящее рабство. Между прочим, еще Державин, поэт, в свое время, по поручению императора, изучал еврейский вопрос. И пришёл к выводу: именно кагал против того, чтобы евреи учились, овладевали трудовыми профессиями, иначе они подчиняться кагалу не будут. И что ещё важно: солдат еврейского происхождения способен быть таким же стойким и самоотверженным, как и русский солдат. Я таких евреев видел немало. И тоже на войне.
– А декрет «О самой угнетенной нации»? – вкрадчиво спросил Кобылинский.
Ему показалось, что по лицу комиссара скользнула тень смущения.
– Сейчас, – сказал Яковлев, – я бы не хотел касаться этого декрета… О нем немало говорят, но его мало кто видел. И если он действительно таков, как о нем говорят, думаю, существовать ему недолго.
Кобылинский глубоко вздохнул.
– И все же мне, – сказал он, – простому русскому офицеру, неискушенному в политике, кажется, что опасность завоевания России ими изнутри слишком велика, а вы ее почему-то не осознаете, хотя стоите у самой печки, где все сейчас варится… И вот поэтому сейчас русское офицерство самым драматическим образом разделилось и продолжает разделяться. Вы оказались на стороне того «народца», а мы – то есть не я, я-то вообще вне политики… А другая половина русского офицерства – на стороне своего, русского народа!
– Побойтесь Бога, Евгений Степанович! – возразил Яковлев. – Посмотрите в окно! Разве мы находимся в Палестине, а не в России? Неужели вы считаете, что большевики – относительно крошечная партия, по сравнению с теми же кадетами или трудовиками, – смогли бы прийти к власти, если бы на их стороне не было большинства того самого русского трудового народа? И, в первую очередь даже не рабочих, не пролетариата, которого у нас относительно мало, а крестьян. А офицерство? Могу уже сейчас сказать с большой точностью: уже почти половина кадрового состава офицеров Российской империи перешла на сторону нашей революции30. И вам, простите меня, и таким, как вы, не желчью следовало бы исходить, тыча пальцем: «Вон сколько у новой власти инородцев!» А самим идти в эту власть, становиться на ее сторону, укреплять ее, влиять на состояние страны и возрождать нашу с вами Россию. Тогда и инородцы не будут мозолить вам глаза.
Кобылинский грустно улыбнулся.
– Еще раз прошу прощения за невольную резкость. Может быть, я и в самом деле не обо всем осведомлен, – сказал он. – Кстати, у вас, кажется, за такие слова и рассуждения, как у меня, принято расстреливать? Говорят, товарищ Урицкий
Ксенофобия – ненависть к другим народам.
По уточненным данным – 42 процента.