Дочка. Господин Светёлкин. Повести. Михаил Достоевский
вероятно, тоже ждете кого-нибудь из Москвы?
– Нет-с… Да-с… Так точно-с, одного старинного товарища-с, с которым…
Молодой человек хотел было пуститься в дальнейшие объяснения, но Савелий Фомич с явной досадой обернулся к нему спиною.
К счастью, в это время зазвучал кондукторский рожок; все поспешили выйти на крыльцо, и таким образом несколько стушевалась эта неприятная сцена, так что даже и сам Евграф Матвеич, хоть и заметил досаду на лице Савелия Фомича, однако по зрелом обсуждении и мучительном обдумывании этой сцены, не мог утвердительно сказать: досада ли, или внезапно прозвучавший рожок заставили Савелия Фомича оборотиться к нему спиною.
Между тем из двух прибывших карет начали выходить пассажиры.
Первая выпрыгнула какая-то тощая барыня; за нею, кряхтя и ломая дверцы, силился вылезть тучный господин, очевидно супруг тощей дамы, держа в одной руке крохотную болонку, а в другой клетку с серым попугаем. Последние два пассажира, пользуясь тем, что они, как привилегированные, совершили путь свой бесплатно, более всех шумели и даже заглушали одна своим лаем, а другой своею бранью голос приезжей барыни, которая очевидно более беспокоилась о благосостоянии зверей своих, чем о своем супруге.
Из кабриолета с одной стороны выпрыгнул не то купец, не то мещанин с бородкой и в синем кафтане, с другой слетела какая-то бойкая и вертлявая барышня, обращавшаяся подозрительно-панибратски с молодцеватым кондуктором.
Итак, в первой карете не было ожидаемого гостя; из второй тоже стали выходить все чужие лица.
Савелий Фомич уже намеревался обратиться к молодцеватому кондуктору с просьбою сообщить ему пассажирский список, как под боком у него раздались следующие восклицания:
– Братцев!
– Потасовкин!
Савелий Фомич обернулся и увидел двух господ, из которых один душил другого в своих объятиях. Душимый господин был, без всякого сомнения, Евграф Матвеич, хотя из всей его тонкой фигуры глазам многочисленных наблюдателей представлялась теперь одна только круглая шляпа, немножко синего пальто и немножко ног – все прочее было в объятиях. Душащий господин, однако, вовсе не походил на господина Потасовкина, то есть на Алешу, отправленного восемь лет тому назад к бабушке в Подмосковье, а еще менее на Алёшу недавно полученного письма – на меланхолического, истерзанного горем, вампиро-бледного и поэтически-кудрявого Алёшу. Удивленным глазам Савелия Фомича, Лизы и Фаддея Фаддеича в обнимающем человеке прежде всего рекомендовалась фигура высокая и плотная, с полным, румяным лицом, с глазами навыкате, с длинным, ухарским усом, который, как тут же заметил Фаддей Фаддеич, имевший претензию на глубокое знание русской истории, напоминал собою ус известного варяго-русского героя Святослава30
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте
Святослав Игоревич (942—972) – древнерусский князь и прославленный полководец.