Император Галерий: нацлидер и ставленник тетрарха. Книга вторая. Лавры не жухнут, если они чужие. Айдас Сабаляускас
сообщить, доброволец-волонтёр? Твои собратья вон лежат и дрожат от счастья, что не их!
– Персия не шелохнется, Персия – как убитая, но загорелось в ней искра сокрытая! Эта искра – мой разум и моё большое сердце! Я изучил все старинные источники, до дыр истерзал древние манускрипты, сейчас вот выслушал коллег, и вот что я Вам доложу, великий шахиншах! Ахура Мазда, да светится во мраке имя его, да прииде царствие его, наш бесконечный Творец, создатель всего сущего и податель всего благого, однажды показал пророку Заратустре священное и драгоценное древо, каких свет не видывал. Древо жизни было отлито и выковано из разных металлов… эээ… таким само собой из земли выросло. И сказал Ахура Мазда пророку, что бронзовая ветка дерева означает царствование Ардашира и Шапура, великих государей, которые починят и воссоздадут надломившийся ирано-персидский мир!
– А почему эта ветка была бронзовая, а не золотая? Ты хочешь опорочить Великого Авестийца и его пророка?
– Кхе… кхе… В этом весь тайный смысл послания свыше, ибо Ахура Мазда – всеведущий, создатель всех вещей, ему и решать! Золотая ветка – это ваше царствование! Бронзовая была лишь вашей предтечей!
– Это тоже Ахура Мазда сказал пророку?
– Это я так говорю! А мне сам Великий Авестиец сию тайну открыл, доверившись моим честным глазам.
– Золотая ветка как символ моего правления – это, конечно, приятно, ибо сущая правда, как вторая капля воды, похожая на истину в последней инстанции! Но разве твоё имя Заратустра?
– Раз я так говорю – значит, всё может быть. Не зря же мой дед… ну или, в крайнем случае, прадед был удостоен вашей аудиенции!
– Поехали! – в очередной раз махнув рукой, приказал Царь царей страже. – Растерзать его! С глазами и сердцем – всё как обычно! Да-да, вот такой я жестокий – время нынче такое! Время нынче сложное. Но в душе я не тиран, а добряк! И сердце у меня доброе, отзывчивое и отходчивое! И душа у меня золотая и щедрая!
Весь оставшийся в тронном зале народ безмолвствовал: и великий визирь, и стража, и деятели науки. Одним так было положено по чину и статусу, другие прикусили или проглотили языки от переизбытка чувств и трепета душевного.
– А кто же мне всё-таки расскажет правду, только правду и ничего, кроме правды? Я устал ждать откровения! Мисюсь, где ты? – Царь царей как будто позвал кого-то. Жалобно-жалобно, тоскливо-тоскливо, печально-печально. И даже с надрывом.
Про себя помолившись Великому Авестийцу, вперёд вырвался очередной правдолюб и правдоруб: от судьбы всё равно не уйдёшь, помирать – так тоже с музыкой.
– Только я смогу рассказать так, как было на самом деле, ни на йоту не отклоняясь от истины. Папак был не Папаком, а Пабеком или, того прекрасней, Бабеком! Он был сапожником, мастером своего дела, никто лучше него не умел делать великолепные царские, боярские и дворянские сандалии-лабутены! В свободное от работы время он шил ослепительно-восхитительные штаны, ведь у каждого великого и уникального человека есть своё любимое хобби! Правда,