Безумие Божье. Путешествие по миру гонений. Ник Рипкен
деревнях сейчас были оставлены и пусты. Семьи здешних земледельцев либо умерли с голода, либо сбежали в город в отчаянной, но очень смутной надежде, что там все будет лучше.
У людей из этих деревень на самом деле не было выбора. Землю, когда-то дающую им урожай, а значит, и жизнь, обратили в бесплодную пустошь.
Я прилетел в Сомалиленд оценить, что нужно людям Харгейсы. И я не мог назвать ни одной вещи, в которой бы они не нуждались!
Что нужно было сделать? Все!
Для меня же уместнее был вопрос: как гуманитарной организации сделать хоть что-то для тех деревень и людей? С чего начать помощь, если она нужна всем? Если слова малые сии относятся к каждому?
Слово поражен и близко не выразит моих чувств. Да, я был новичком в оказании помощи, но говорил со многими экспертами и прожил в Африке достаточно долго, чтобы понять: прежде чем организация сможет давать хлеб насущный людям, ей нужно дать его себе. А для этого требовались:
Безопасность
Надежный транспорт
Наличие нужных товаров или услуг
Штат специалистов
Когда мы добрались до города, я уже понимал, что должен принять жестокую правду. Я ничем не мог им помочь. Страдания, что я видел в тот день, поражали, но я был бессилен их утолить. И где-то в глубине души я начал понимать всю безнадежность, застывшую в глазах столь многих сомалийцев.
Может быть, именно теми чувствами, какие я испытал после поездки, объяснима моя реакция на одно происшествие, свидетелем которого я стал чуть позже, на рынке Харгейсы. Поначалу все шло как всегда: те же продавцы, та же горстка лотков, та же скудная снедь. Разносолов там искать не приходилось, так что я встал в сторонке и стал наблюдать за людьми, которые то приходили, то уходили.
Вдруг мне послышался далекий рокот тяжелых машин. Те медленно и неуклонно приближались, и наконец я увидел колонну: она ехала в сторону рынка и вскоре показалась вся – грузовик за грузовиком, всего пятнадцать, и каждый щетинился оружием. Внутри, в кузове, застыли вооруженные солдаты. Каждый боец держал на плече АК-47, вокруг груди у всех были обмотаны ленты с патронами. На некоторых грузовиках стояли крупнокалиберные Браунинги М2; и по крайней мере на одном – зенитная установка.
Но меня поразил не столько их арсенал, сколько их лица. На них не было ни капли чувств. Столь властно и надменно могли бы смотреть римские центурионы, закаленные боем, повидавшие мир и с гордостью идущие обратно в Рим.
Помню свою первую мысль: «Господи, подмога! Теперь будут здесь и еда, и товары!» Орава людей, затопившая рынок, вроде как подтверждала предположение. Я прислонился к зданию, пропуская шумную толпу, и та окружила грузовики. Вооруженные охранники из конвоя отпихнули людей и расчистили место для выгрузки драгоценного груза.
Я смотрел во все глаза, волнуясь вместе с людьми, и пытался представить, сколько всякой вкуснятины наготовят сегодня на ужин хозяйки по всей Харгейсе. Вскрыли первые коробки, и люди хлынули