«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе. Отсутствует
безденежных оказалось мало.
В тюрьме существовал негласный товарищеский порядок: если у заключенного нет денег на выписку, то те, кто сделал выписку, из своей выписки выделял в фонд неимущих 10–15 % своей выписки. Главным образом выделяли табак и баранки.
Проведя санитарную обработку и сделав выписку продуктов, нас вывели в коридор и проверили каждого по формуляру: фамилия, имя, отчество, год рождения, статья, пункт, срок.
Мы старались выяснить, куда же нас гонят.
И выяснили, что нас гонят в Коми АССР, в Устьвымлаг[51].
На второй день нас перегнали в здание бывшей тюремной церкви. В этом помещении не было никакой обстановки, даже нар, так что нам пришлось расположиться на полу и спать вповалку.
В этом помещении нас продержали двое суток.
16. Переброска из тюрьмы на ж.-д. ст. Сокольники
21 июля 1941 года ранним утром нас выгнали во двор тюрьмы, где уже стояли воронки. Сделали перекличку и в алфавитном порядке рассадили по воронкам и повезли в неизвестном направлении.
Скоро нас привезли на ж.-д. станцию Сокольники[52], где уже стоял паровоз с прицепленными к нему вагонами, готовыми к нашему приему и дальнейшей отправке.
Кроме мужчин, сюда были привезены и женщины, жены бывших ответственных партийных работников, ранее осужденных как враги народа.
В общей сложности нас здесь собрали около 350 человек[53].
Здесь нам была произведена повторная поверка и по списку, в алфавитном порядке нас разместили по вагонам.
Женщин поместили в одни вагоны, а нас в другие.
Вагоны были поданы под названием «столыпинские»[54].
17. Путешествие в столыпинском вагоне
Я попал в двухместное отделение, куда нас было помещено 6 человек.
Конечно, в двухместном купе шести людям разместиться было нелегко, да еще с багажом и на продолжительное время.
Но все же мы разместились[55], по два человека на каждую полку, лежали в сутычь или валетом. При таком распределении у нас оказалась еще свободная площадь под нижней лавкой и на полу; на полу же стояла параша.
Так мы ехали до г. Кирова.
22 июля наш поезд выехал со станции Сокольники, в 10–11 часов вечера нас довезли до станции Перово под Москвой. Здесь поезд остановился, и мы сначала не поняли, в чем дело.
Наш конвой покинул вагоны, и мы остались взаперти без охраны.
На улице темная июльская ночь, слышатся оружейные выстрелы, мы смотрим в окно и видим, как разрываются снаряды.
Оказывается, в это время на Москву был совершен первый[56] немецко-фашистский налет, и по налетчикам стреляли наши зенитки.
Фашистские самолеты были отогнаны. В вагон вернулся конвой, и поезд двинулся дальше[57].
Следующая наша остановка была ст. Киров.
На ст. Киров наш поезд пришел в середине дня; к вагонам стал подходить народ и рассматривать, кого и куда везут.
И
Усть-Вымский ИТЛ (Устьвымлаг) организован 16.08.1937 г., ликвидирован 01.01.1960 г. Входил (26.02.1942 – 02.04.1953) в состав Главного управления лагерей лесной промышленности. Управление лагеря находилось в пос. Вожаель, Усть-Вымский р-н Коми АССР. Производство: лесозаготовки, поставка лесоматериалов для Печорского угольного бассейна, производство шпал, выпуск мебели, швейное, гончарное и обувное производства, с/х работы, обслуживание судоремонтных мастерских в Княж-Погостинском затоне, сплавные и погрузочно-разгрузочные работы, обслуживание механических и авторемонтных мастерских… Численность на: 01.01.1941 – 14056; 01.07.1941 – 24183; 01.01.1942 – 21953; 01.01.1943 – 24 245; 01.01.1944 – 13 615. (Справочник «Система исправительно-трудовых лагерей в СССР». Составитель М.Б.Смирнов. Москва, «Звенья», 1998.)
По всей видимости, погрузка заключенных в вагоны происходила в разных местах. Здесь, по всей видимости, имеется в виду станция Москва-3 (либо Маленковская). В воспоминаниях дедушкиного «одноэтапца» Евгения Александровича Гнедина местом погрузки указан «Курский вокзал»: «В конце лета нас ночью в наскоро оборудованных грузовиках повезли на вокзал. Я успел заметить, что мы едем по Садовому кольцу, и меня поразило, что совершенно пустынная улица погружена во мрак. Ночью же нас погрузили в вагон для заключенных, а утром, глядя в щелку, мы увидели, что вагон стоит невдалеке от перрона Курского вокзала». (Выход из лабиринта: Евгений Александрович Гнедин и о нём. Москва, НИПЦ «Мемориал», 1994, стр. 96). В путевой ведомости (РГВА, ф.18444, оп. 2, д. 384, л. 286.) указана станция отправления Москва—Кусково. – вероятно, именно там окончательно формировался эшелон.
Согласно эшелонным спискам (РГВА, ф.18444, оп. 2, д. 384, л. л. 2189 – 299 и л. л. 301–302.), этим этапом было отправлено из Бутырской тюрьмы в Устьвымлаг 19 женщин и 157 мужчин, в числе которых было 8 бывших сотрудников НКВД, пятеро из которых осуждены по 58-й (политической) статье и трое по ст. 193-17«а» – «Злоупотребление властью, превышение власти, бездействие власти, а также халатное отношение к службе лица начальствующего состава Рабоче-крестьянской Красной армии» – эта статья применялась к чекистам за «нарушения социалистической законности».
Столыпинский вагон – вагон-теплушка, производимый в России с 1910 года, применялся для перевозки крестьян из центральных губерний России в Сибирь и на Дальний Восток, где крестьянам даром выделялась земля в пользование. В советские времена понятие стало нарицательным из-за массовой перевозки репрессированных и сосланных на поселение в вагонах схожей конструкции.
Вот как описывает размещение в вагонах другой «одноэтапец» – Нисанин Моисеевич Бер: «На путях стоял железнодорожный состав из «столыпинских» и «телячих» вагонов. Ползком по шесть человек, через живой коридор военного конвоя с автоматами и собаками, нас подгоняли к «столыпинскому» вагону и впускали в него.
Это был пассажирский вагон с четырехместными купе. В каждом купе были постелены в два яруса доски, а вместо деревянных дверей была сплошная металлическая решетка, имевшая такую же решетчатую дверь. Находившийся в коридоре вагона конвой, ходивший и взад и вперед по вагону, видел через решетку все, что происходило в купе.
В каждое купе загоняли по тридцать два человека. На верхних и нижних нарах все разместиться не могли. Поэтому часть людей в купе стояли возле нар. Те, которые лежали на нарах, могли лежать только боком, как сельди в бочке. Одному повернуться на другой бок нельзя было, потому поворачивались одновременно все по команде. Окон в купе не было, поэтому все с жадностью смотрели через решетку, через коридор в окна противоположной стены вагона…». («Воспоминания. Арест и следствие. Бер Н.М. Архив НИПЦ «Мемориал», ф. 2, оп.1, № 22, л. 13).
Заключенные и конвой, состоявший из 23 человек: начальника конвоя, 3 человек командного состава и 19 красноармейцев, располагались в 3-х вагонах. (Путевая ведомость. РГВА, ф. 18444, оп. 2, д. 384, л. 286).
Первый налет на Москву начался в 22 часа 25 минут 21 июля и продолжался несколько часов.
Описание этого эпизода в воспоминаниях «одноэтапцев»:
«… И вдруг мы ясно услышали из ближнего репродуктора: Граждане, воздушная тревога, направляйтесь в убежище. Воздушная тревога, направляйтесь в убежище” За решеткой все замерли. Ни слова, ни звука не было слышно. Конвой куда-то исчез, спрятался. Мы, запертые за решеткой в вагоне поезда, были предоставлены сами себе. Только сейчас мы начинали понимать, что такое война. Толстые тюремные стены тюрем, построенных еще Екатериной, казались более надежной защитой, чем этот тюремный вагон с решетками. Умирать никому не хотелось, ни молодым, ни старикам, ни коммунистам, ни беспартийным. Какая глупая смерть. Ничего не можешь сделать, ни выйти, ни спрятаться. Ничего…»
«…Под вечер нам пришлось пережить взаперти, в тюрьме на колесах, страшные часы воздушной бомбежки. Вокзал опустел. Люди разбежались, чтобы укрыться в бомбоубежищах. Никаких поездных составов вблизи не было. На рельсах одиноко стоял только вагон с заключенными. Конвоиры вышли на площадку вагона, готовясь выскочить из него, если приблизится бомбежка. Мы же, взаперти, вслушивались в отзвуки разрывов бомб к залпам зениток, находившихся где-то поблизости. Вскоре мы заметили зарево. Каждому казалось, что от бомб и пожаров пострадал именно тот квартал, где жила его семья. Мы думали о наших семьях в ожидании собственной гибели. Ведь никто из нас не уцелел бы, если бы бомба попала в вагон. Входную дверь заперли снаружи, окна были зарешечены, и каждое купе отделено от коридора железной решеткой, которую открыть изнутри было невозможно». (Выход из лабиринта: Евгений Александрович Гнедин и о нём. Москва, НИПЦ «Мемориал», 1994, стр. 97).