Погибель Империи. Наша история. 1941–1964. На пике. Николай Сванидзе
победоносными армиями под Москвой. Вместо слов «войска командира Р.» теперь произносится «войска под командованием Рокоссовского». Повсеместно звучат имена Конева, Говорова, Кузнецова, Лелюшенко. Громче всех звучит – Жуков. Победа будет стоить нам 926 244 человека безвозвратных потерь. Почти миллион. Сухой термин «безвозвратные потери» означает убитые и пропавшие без вести. Соотношение наших и немецких потерь – три к одному. Раненые в этой грандиозной битве идут отдельной строкой. Их 879 679 человек.
В нас есть суровая свобода,
На слезы обрекая мать,
Бессмертье своего народа
Своею смертью покупать.
Победа под Москвой – это первый шаг народа к бессмертию, к победе в страшнейшей войне. Победа под Москвой – это срыв блицкрига, крах идеи молниеносного разгрома России. Германия вынуждена перейти к затяжной войне. Но это означает, что война только начинается.
Симонов возвращается в Москву с Северного фронта в день начала контрнаступления, 5 декабря. Он пишет:
«Пробыв в Москве всего час, я уже почувствовал, что ее действительно никогда не отдадут».
9 декабря Симонов должен был прочитать по радио несколько военных стихотворений. В их числе еще не напечатанное «Жди меня». Он безбожно опаздывал на радио.
Когда прибежал, диктор читал уже третье из четырех отобранных для передачи стихотворений. Оставалось только «Жди меня». Симонов пишет:
«Я показал диктору жестами, что буду читать сам, потянул у него из рук лист со стихотворением, и ему осталось только объявить, что „Жди меня” будет читать автор. Сам не помню, как я тогда прочел его».
Зимой 1941-го он хотел, чтобы Валентина Серова слышала, что он жив. Чтобы слышала его живой голос.
Симонов – Серовой:
Я здесь с тоской делиться не хочу,
Свое ты редко здесь услышишь имя,
Но если я молчу – я о тебе молчу,
И воздух населен весь лицами твоими.
Симонов – Серовой:
Кем стала ты? Моей или чужой?
Отсюда сердцем мне не дотянуться.
Прости, что я зову тебя женой
По праву тех, кто может не вернуться.
За годы войны Симонов был в командировках и на Северном фронте, и на Южном. Он был в Сталинграде. Он видел встречу с союзниками на Эльбе. И штурм Берлина. Он присутствовал в Карлсхорсте при подписании капитуляции.
У него не было поводов испытывать стыд за себя на войне. Война была коротким временем совпадения его личной веры с общей верой и с государственной идеологией. После войны было 34 года совсем другой жизни. В день своего 50-летия Симонов скажет:
«Не все в моей жизни я делал хорошо. Я это понимаю. Не всегда был на высоте, на высоте гражданственности, на высоте человеческой. Бывали в жизни вещи, о которых я вспоминаю с неудовольствием, когда я не проявлял ни достаточной воли, ни достаточного мужества. И я это помню».
В своей последней работе, которая