Опознание. Записки адвоката. Владимир Захаров
меня послушался. Его разум возобладал тогда над трудным характером. Я сумел объяснить ему, что иезуитское умение перетолковывать в свою пользу мелкие детали мало что дает. Мелочи, даже сложенные в кучу, остаются мелочами. Невозможно дергать за все концы сразу. Нужно найти звено, потянув за которое, вытягиваешь всю цепь. Нужно нащупать несущий элемент конструкции обвинения, выбить его, и тогда обвинение рухнет. Деревянку жутко раздражали показания свидетелей. Он их всех без разбора называл врунами и негодяями. Свидетели докладывали следствию, с какой, по их мнению, скоростью ехал КамАЗ Арефьева, с какой – битумовоз Деревянки; выносило ли бочку на встречную полосу; где произошел «контакт», где стоял «Запорожец и т. д.
Эти показания, то есть слова, составляли девять десятых доказательственной базы. А слова, хоть их и много, не остаются ли пустым звуком? Звоном монеты, которым один хитрец когда-то расплатился за запах жареного мяса? Тем более по делу о ДТП! Ведь показания свидетелей о ситуации, состоящей сплошь из движущихся объектов, которые несутся навстречу друг другу или убегают один от другого, не слишком достоверны. Особенно если свидетели находятся внутри движущихся объектов и думают каждый о своем, а совсем не о том, как бы чего увидеть и засвидетельствовать. Единственную свидетельницу – бабу Зину, стоявшую неподвижно со своими яблоками совсем близко от места происшествия, разбил паралич с потерей речи, так что допросить ее было невозможно. Единственной уликой, способной подтвердить либо опровергнуть мемуарную прозу свидетелей, был дугообразный след колеса, достаточно заметный, чтобы его нанесли на схему ДТП. След начинался и заканчивался на стороне движения битумовоза, но вершина дуги запечатлелась на встречной полосе. Если след достоверен, значит, свидетели правы, бочку действительно вынесло на встречную полосу, столкновение произошло именно там, и Деревянко виноват. Если след недостоверен, всякая вещественность обвинения исчезает, остаются слова, и доказательств вины Деревянко нет. Неоспоримых доказательств во всяком случае. А при санкции от пяти до пятнадцати лет суду понадобятся именно неоспоримые доказательства. Деревянко ведь не чиновный расхититель народного добра, «сданный» под суд по разнарядке обкома для показательной чистки рядов. Там было бы довольно одного факта «сдачи»…
След должен был стать точкой приложения силы. Выслушав мои соображения об относительной ценности доказательств, Яков Андреевич призадумался, невыносимо наморщил лоб и минут через пять провибрировал:
– Это не мой след. Виляла бочка, не виляла, а юзом колесо не могло волочить. Оно ехало. А след остается, только когда колесо юзом идет, не вертится. Не мой след.
Это было до того логично, это было так неопровержимо и просто, что я почти полюбил Деревянку. Тем более что, пропахав глубокой вспашкой целину своего серого вещества, Яков Андреевич разгладил чарующий лобик и даже – наверняка случайно – посмотрел мне в глаза.
Разобраться со следом можно было только путем следственного эксперимента: пусть Деревянко прямо на месте