Вавилон и Башня. Алекс Коста
как он, думают, что должны жить. Должны жить?! Именно. Эту мысль им внушили: они должны жить, несмотря ни на что. Это внушение, простое внушение!
Я поправил приклад и решил выстрелить во что бы то ни стало. Было очень, невыносимо интересно посмотреть.
– Not worth to do… Не стоит этого делать, – произнес японец, и Захар зажмурился.
Я обернулся и увидел стоящего за мной Сато. Про него я совсем забыл. Маленький человек спокойно взял винтовку, вытащил магазин, выбил патрон из ствола.
– Вот так лучше, – спокойно сказал он.
Я почувствовал себя в какой-то прострации. Но она была осмысленная. Почему Сато не отнял у меня винтовку? Почему не перестрелял нас? Ну ладно… ладно, есть объяснение. Вокруг целая рота. Убив нас с Захаром, живым бы он не ушел. На меня всем наплевать. Но что бы солдаты сделали с японцем за Захара? Точнее, за то, что больше не увидят его посылок из деревни.
Я вспомнил, как несколько рядовых, сидя в общей палатке, ели толстые куски той самой деревенской колбасы. Наполовину протухшее сало. Здесь, среди безжизненной степи, они с удовольствием грызли сплетенные сухожилия и высасывали жирный сок, наклоняя головы, плотно сжимая челюсти, чтоб ни одной капли не пропало. Вид такой, будто десяток козлов в один такт наклоняют противные вихрастые бошки с базедовыми глупыми глазами, пытаясь вкусить от какого-нибудь куста смоковницы.
– Вы пока не готовы! – Сато передал мне винтовку с пустым магазином, вернулся на свое место и опять сел, сложив ноги и руки.
– Не готов…
– Да, это так. Но будете.
– Что будете?
– Будете готовы много убивать. Точнее, лишать жизни.
– Но почему, почему?! Ведь эта же скотина, – я показал на лежащего в углу Захара, – он бил вас.
– Это бил не он.
– А кто?
– Я сам, конечно.
– Вы сами? Нет, нет…
– Все, что мы делаем, мы делаем сами. Это и есть путь.
Я сел на земляной пол и посмотрел в лицо Захара, который кусал нижнюю губу. Да так сильно, что струйка крови, вперемешку со слюной, свисала до самого пуза, оставляя расплывающееся пятно на рваной гимнастерке. «Все, что мы делаем, мы делаем сами». Мне очень захотелось сделать что-то самому. Странное ощущение. Как будто сквозь серые облака начал проникать свет. Первые лучики света после долгой темноты.
Один из таких лучиков осветил патрон в ложбинке земли, чуть прикрытый соломой. Видимо, тот, который Сато выбил из ствольной коробки. Я вставил его в винтовку. Потом вплотную подошел к Захару. Еще раз посмотрел на полущенячье-полупоросячье лицо и дослал патрон:
– Ну что, Захар, будешь теперь меня уважать? – спросил я так, будто следующим движением указательного пальца думал отомстить всему этому «народу», который наделал все «это», лишил меня… всего. Лишил всего настоящего.
Захар что-то промычал. Кажется, испугался пуще прежнего. Вот они, поколения рабов. А ведь сколько раз этот боров был в штыковой атаке, сколько раз его «собирал» армейский лазарет… Сколько раз! Но сейчас! Сейчас его смерть настолько явна, настолько очевидна.