Вавилон и Башня. Алекс Коста
голову Захара. – Пристрелил сволочь. И чего? А на хрена ты его пристрелил, Кинстинтин? А?
– Ну, дед Матвей… – развел я руками, будто школьник, который зачем-то изрисовал доску перед уроком.
– Лады-лады… он меня тоже замотал. А это чего за фрукт?
– Да как же, как же… это японец Сато, – удивился я. – Дед Матвей, вы ж его сами подстрелить изволили.
– Тьфу ты… забудь это свое «изволили». Замполит здеся! Приехал, сукин кот! Вот, а ты как профессорский сынок языком метешь. Вот! Или как это ваши там сказали бы – «вот-с». Ты со своим «изволите», как карета в свинарне. Может, еще «соблаговолите объяснить» ввернешь? Не, Кинстинтин, ты давай-ка это…
– Простите, дед Матвей! У меня шок.
– А ну! Ударь меня по ряхе что есть силы!
– Как?
– Ударь! – закачался от злобы дед Матвей.
Я его понял. Раз замполит приехал, надо соответствовать. Иначе всю роту могут в расход пустить.
– It's worth to do… Это стоит сделать, – произнес Сато, не открывая глаз.
– Че-г-го? Ты, клоп, хоть молчи! – махнул на него дед Матвей, и я сильно ударил винтовкой по челюсти, стараясь прицелиться в ту часть, где была скула, чтобы не повредить зубы.
– Вот так, вот так… – сказал дед Матвей, поправляя челюсть. – Не… – закричал он, когда я машинально протянул платок. – Ты понимаешь, ты понимаешь, что ежели тебя в том овраге порешат, то нам поставят командиром какого-нибудь сраного Захара, только посмышленей. И ты, ты, профессорский сынок, понимаешь, что будет?! А?! А будет то, что он нас всех угробит, коровья лепеха. И все!
– Прос… – начал было извиняться я, но потом опять двинул деда Матвея прикладом. – Молчать, сучара! – закричал я. – Кто здесь старший по званию, а? Отвечай, коровье вымя!
– Вы, товарищ лейтенант! – гаркнул дед Матвей, вытянулся во весь свой рост, чуть не пробив настил блиндажа.
– Вольно! – крикнул я, и дед Матвей точно, под прямым углом, повернулся на прямых ногах и пошел к лестнице.
– Погоди… этих обдолбышей… наверху которые… отправлю за трупом Захаровским. Кто будет возникать – стреляй. Не жалей. Потому как одно слово – мусор! Вот! Главное, сам выживи. Никого не жалей, Кинстинтин. Даже меня, – дед Матвей сунул самокрутку в рот, поджег, глубоко затянулся. – Эх, Кинстинтин… не той дорогой мы пошли, товарищ… – непонятно к чему добавил он и скрылся за перекладинами лестницы.
У капитана Подгузова были серые мешки под глазами. То ли печень больная, то ли не спал много ночей подряд. А скорее всего, и то и другое. Он стоял над трупом Захара. Удивительно, но лицо покойника выглядело даже живее, чем лицо капитана, похожее на высушенную грушу.
– Ну и что, товарищ лейтенант?
– Товарищ капитан, товарищ Гавре… Гаврелюк пытался отпустить пленного, – я с трудом вспомнил фамилию Захара.
– Ну! – насупился замполит, который приехал вместе с Подгузовым. – Какая разница, какая фамилия у врага народа. У нашего врага много фамилий, но есть и единая… – замполит