Хроники Несчастных. Дмитрий Галабир
я сам отворачиваюсь к стене, опираясь о неё руками, закрываю глаза. Хочу вернуться к Полине, но уже поздно – воспоминание ускользнуло.
Интересно, а писала бы она в это ведро?
Как бы она вообще повела себя в Аниной ситуации? Смогла бы вынести смерть родителей, предательство, беременность от мужа, гуляющего на стороне? Как вела бы себя здесь – в этом жутком подвале в плену у двух умалишенных? Да и вообще – смогла бы стать хорошей женой?
Она ведь так молода.
Да, с таким потрясением, определённо, не каждый справится, но Аня… посмотрите-ка. Она держится достойно.
– Почему ты раньше не сказала, если знала обо всём? – рдея от стыда, спрашиваю я. – К чему весь этот цирк? Здесь! И сейчас?
– Цирк, говоришь? Думаю, не стоит уточнять, кто здесь клоун?
– Ответь, почему молчала всё это время? К чему это всё?
– К тому, что я устала ждать, Руслан, – тихо и хладнокровно отвечает Аня. – Странно, но именно здесь я и поняла, что ждать больше нечего. Всё надеялась, что ситуация разрешится в лучшую сторону, что ты образумишься, ведь мы семья всё-таки. Но поняла, наконец, что ничего такого не случится. Ты потерялся. В том числе и для самого себя. Сам не знаешь, что тебе нужно. А я теперь хочу только одного – выбраться отсюда и родить по-человечески. Стать хорошей матерью. И я рада, что мне выпала честь стать ею. Я буду самой лучшей мамой. А ты не переживай за то, что сделал или не сделал. Просто вытащи нас отсюда. Ты должен осознать, что нас здесь не двое, а трое. И если в тебе осталось хоть что-то человеческое, переживать ты будешь не только за себя, хоть мы тебе и не нужны.
Она ложится на матрас, поджав ноги и отворачивается к стене.
А мне внезапно хочется плакать.
ГЛАВА 5
За окном стоял вечер, когда эти двое вернулись.
Первой вошла Аасма, потом у порога обрисовалась и фигура того урода с дороги. Снова от одного его вида меня прошибает пот. Ему бы живым экспонатом в кунсткамеру – идеально бы вписался в интерьер.
Закрыв дверь на замок, Аасма вешает ключи на гвоздик и, оглядывая нас, давит лыбу.
Август на удивление спокоен. Не бросается на меня с кулаками, не стремится убить.
В руках у него поднос с тарелками.
Он опускает их на пол и мне в глаза бросается заткнутая у него за пояс плётка с длинным черным хлыстом.
Представляю, как он хлещет меня ей, как она впивается в мою кожу и мне становится плохо. Что-то отламывается от сердца, отрывается; по затылку и спине прокатывается теплая покалывающая волна непреодолимого отчаяния.
– Ты огорчил меня, дорогой, – с сожалением произносит Аасма. – Придется преподать тебе урок.
– Что? – не выдавая страха, спрашиваю я. – Какой урок?
Подвал наполняется ароматом свежего бульона и вареной картошки.
На потяжелевших ногах поднимаюсь, сжимаю вспотевшие ладони в кулаки и встаю.
Тяжело дыша, Август чешет раздутую башку, скалится в кровожадной ухмылке и вынимает из-за