Бегство из Центральной Азии. Павел Степанович Назаров
когда белые подняли мятеж в городе, Вотинцев вместе с другими комиссарами был убит[17].
Я услышал об обстоятельствах его смерти от одного из белых офицеров, принимавшего участие в расстреле большевиков.
– Эти головорезы перед лицом смерти оказались жалкими трусами, – рассказал он. – К примеру, Вотинцев. Он упал на землю к моим ногам и, пресмыкаясь, умолял о пощаде. Обещал отказаться от своих ошибок и помогать нам в борьбе с коммунизмом! Он плакал как ребенок: «Мама, мама, как я хочу жить!». Я вспомнил, сколько людей они расстреляли в Туркестане и, без сожаления, пустил ему пулю в лоб.
Вскоре после визита Вотинцева, охранники информировали нас, что в подвалы ЧК помещен капитан А., прибывший из Ферганы. Он был одним из тех, кого я послал к полковнику П. Г. Корнилову. Я не мог поверить сообщению, так как у капитана под началом был вооруженный отряд из местных джигитов, и сдаться живым он не мог. Когда же новость была подтверждена, стало ясно, что большевики устроят мне очную ставку с капитаном, чтобы узнать о наших связях. Эта встреча могла стать для него фатальной. Я-то уже давно был приговорен.
Однажды утром меня привели в ЧК под усиленной охраной из десяти человек.
Вскоре в комнату ввели капитана А., было видно, что он подавлен своим провалом.
Я приблизительно знал, что он сказал на предварительном следствии, какую избрал линию защиты, как объяснял свое присутствие среди местных жителей Ферганы, где и при каких обстоятельствах был арестован.
В ожидании начала допроса наши охранники затеяли глупейшую дискуссию, ругая капитализм, буржуазию, угнетавшую рабочий класс и тому подобное. Я ввязался в их разговор, сделав несколько провокационных замечаний. Они набросились на меня, горячо доказывая свою правоту. Для большевиков я был непримиримым противником и «классовым врагом». Во время этого краткого спора я пытался сообразить, в чем меня обвинят, как мне защищаться и как должен вести себя с капитаном А. Он, поняв мои намерения, тоже вступил в оживленную дискуссию. Благодаря нашему спору с этими глупцами, мы быстро выяснили друг у друга все, что нам было нужно, и когда следователь вошел в комнату, уже знали, что отвечать и как говорить с ним.
После этого допроса капитана бросили в нашу камеру № 22, что означало одно: его судьбу решит пуля.
А. поведал нам печальную историю о том, как он попал в руки большевиков. Капитан и еще один офицер Р. со своим четырнадцатилетним сыном были в отряде Мадамин-бека, успешно проводившим операции против большевиков, рассеивая воинские соединения красных одно за другим.
Однажды они услышали, что Мадамин-бек собирается напасть на русскую деревню Мын-Тюбе. Надо признать, что у него для этого были веские основания. Поселение располагалось на землях, отнятых у коренного населения царским правительством, да и сами переселенцы были отчаянными головорезами, бежавшими из Центральной России, где оставаться им становилось опасно. Они притесняли здешнее население, ненавидевшее переселенцев за постоянные оскорбления.
Русские
После начала мятежа военком Туркестанской республики Константин Осипов провозгласил себя военным диктатором. Вечером 18 января председатель ЦИК В. Д. Вотинцев, председатель Ташкентского совета Н. В. Шумилов, его заместитель В. Н. Финкельштейн, а также председатель Туркестанского ЧК Д. П. Фоменко приехали к Осипову выяснить обстановку. Он отдал приказ о расстреле комиссаров.