Небесные преследователи. Эмма Кэрролл
в меня согревает мне сердце. Мне хочется доказать им, что они не ошиблись, что я и правда на их стороне. Такого со мной раньше не бывало.
Мсье Этьен, судя по всему, все еще сомневается. Но в комнате уже витает дух суетливой работы. Не знаю, откуда он взялся – то ли из моего рассказа, то ли из самоуверенности мсье Этьена… Однако надеюсь, что больше не будет никаких разговоров о том, чтобы бросить дело.
– Что ж, тогда закатаем рукава, – словно подтверждает мои мысли мсье Этьен. – А то англичане обойдут нас, и мы станем вторыми изобретателями летательного аппарата. И потомки даже не вспомнят, как нас звали.
Для мальчишки – три
6
Я принимаюсь за работу тем же утром, а вот Монгольфье все медлят. В течение дня Пьер регулярно приносит мне новости о том, как продвигается дело.
– Они спорят, – сообщает он. – Папа хочет не торопиться и как следует все обдумать, а дядя Этьен настаивает на том, что медлить нельзя.
Я киваю, пытаясь одновременно слушать и не отвлекаться от порученных мне дел. За домом располагается мощеный двор, а еще дальше – сад с вишневыми и оливковыми деревьями. Там Монгольфье держат живность, которая предназначается для их стола, и я теперь отвечаю за кормление всех этих животных. В саду живут куры, один гусь и пара коз, которые дают молоко. Но больше всех мне нравится миловидная овечка, которая любит полизать пальцы у меня на ногах.
– Я назвала ее Ланселот, – сообщаю я Пьеру.
Он кривится:
– Ланселот? Но она же девочка!
– Ну да, девочка.
– Но, по легенде, Ланселот мужчина. Храбрый рыцарь.
Не знаю, о какой такой легенде он говорит. Я имела в виду кондитерскую с пирогами… я же пообещала себе купить пирог с каштанами, когда миссис Делакруа со мной расплатится. Но я ни на чем не настаиваю. Моя больная рука все еще слаба, и Пьер помогает мне таскать ведра. А вот Вольтер совсем не помогает, он словно нарочно дразнит Коко, преследуя меня по пятам. Мой петушок нервничает. Я чувствую, как он выпускает когти в своей сумке, а значит, не миновать беды.
Одетта дает мне следующее задание. Она говорит, что по четвергам дел особенно много. Помимо обычного обеда из пяти блюд нужно успеть перестирать все белье в доме: мадам Верт ведет хозяйство со всей строгостью. У экономки острый подбородок и такой впалый рот, словно она только что глотнула уксуса. Пожалуй, она – единственный человек на свете, которого боится Одетт.
– Ты лучше спрячь куда-нибудь своего петуха, – шепотом предупреждает она меня. – Мадам Верт не пускает животных на кухню, если не собирается их зажарить.
– Ох, да ведь он совсем ручной, – умоляю я.
Однако, едва заметив Коко, мадам Верт вопрошает:
– И почему эту птицу еще не ощипали? Ее надо было поставить в духовку уже час назад.
Должна признаться, что Коко на кухне, видимо, и правда не место. Что ж, вынесу его на улицу. Я дохожу с ним до самого сада.
– Прости, малыш, – говорю я. – Я принесу тебе лучших объедков, обещаю.
Даже