Солнечная тропа. Виктория и Алексей Варгины
богатырскую силу. Акимыч тоже напился от души, потом выплеснул остатки влаги и одел мокрую кепку на голову, нисколько не смутившись этим обстоятельством.
Они устроились невдалеке от воды, растянувшись прямо на траве. Ветер перебирал над ними тонкие, нежные пряди ивняка и крылатым невидимкой носился над озером, оставляя на воде лёгкую зыбь. Если мальчик долго смотрел на неё, ему казалось, что он сам тихо скользит в светлых прозрачных струях, а вода качает его и медленно уносит куда-то…
– Лёня, – тихонько позвал его Акимыч, – а ты плавать умеешь?
Зачарованный непрерывным беспокойством воды, Лёнька молча кивнул. Потом обернулся к деду и добавил:
– По-собачьи.
– Ну что ж, – согласился Акимыч, – и я с этого начинал. И даже, знаешь, чуть не утонул пацаном в этом озере. Мы тогда купаться бегали поближе, отсюда по бережку километра два в сторону Песков. Там недалече от берега есть островок. И считали тебя пловцом, если ты сам до этого островка доплывал. Я в ту пору не старше тебя был, недавно на воде выучился держаться, а от старших отставать не хотелось. Как-то возьми да и похвастайся, что плавать уже умею. Приятели мои, понятно, не поверили.
– И до острова доплывёшь? – спрашивают.
– Запросто, – отвечаю.
– Ладно, завтра покажешь.
Ну, что оставалось делать, дал слово – держи. Иначе позор на всю округу, Лёнька, и бывает, что аж до самой старости. И поплыл я со всеми, да где мне было за ними угнаться, я ведь по-собачьи, как ты говоришь, грёб. Ребята старшие уже по острову бегают-резвятся, а я, дай бог, едва до середины дотянул. Барахтаюсь, а сам про одно думаю – что слово дал. Так вот и доплыл. Выполз на песочек, а ребята уже обратно собрались и меня кличут. Сказать им, что устал, – чувствую, засмеют. Стиснул зубы да опять в воду плюхнулся. И вскоре оказался я снова один. Сил никаких, не плыву, а скребусь по воде да плачу. Так-то, может, до середины меня хватило, а там уж я тонуть стал. Мне бы покричать, ан стыдно!.. Хлебнул раз, другой и на дно пошёл. А дно в том месте неглубоко было, мягкое такое, бархатное. Лежу я на нём и вверх смотрю. Вода надо мной изумрудная, так и переливается волнами. Ну, думаю, вот и всё, утонул я. И не боязно мне от этого нисколечки. Только чудно: не дышу ведь, и дышать не хочется. Видать, с утопленниками всегда так…
Вдруг вижу, щука со щурёнком ко мне чалятся. Она – такая жердь с руку толщиной, а он крошка ещё. Эх, думаю, щас укусит. А щука уставилась на меня и спрашивает:
– Утонул, что ли?
– Утонул, – отвечаю.
– Что ж тебе, нравится здесь?
– Красиво…
– Красиво! А вот если мать твоя узнает, что ты тут лежишь, то-то красиво будет. Ведь с ума сойдёт!..
И веришь ли, как представил я материны слёзы, так и встрепенулся весь. Затрепыхался, забился да и всплыл. И давай к берегу, к берегу!
– Ты чего это там кобенился? – спрашивают ребята.
– Да так, отдыхал немного.
И больше ничего говорить не стал, домой пошёл. Одному человеку – другу своему закадычному – всё как было