Солнечная тропа. Виктория и Алексей Варгины
расцвела, и ведь сколько лет прошло. Стоит он и глаз оторвать не может, и что сказать – не знает. А Настя руку к нему протянула, и на ней старенькое резное запястье – детский Митькин подарок.
– Ну, узнаёшь? – спрашивает.
– Узнаю…
– Любишь ли ты ещё меня, Митя?
– Люблю, – отвечает дед. – Тебя одну только все эти годы и любил. А что жениться решил – так ведь надобно жизнь по людским законам проживать. И рад бы одну тебя в дом ввести, да ведь утонула ты, Настя!..
– Нет, – молвит та, – не утонула я, а стала русалкой. И покуда ты любишь меня и не изменил своей Настеньке, дорога мне обратно не заказана. Один ты и можешь вернуть меня к людям…
– Да как же это сделать, Настенька?! – воскликнул дед.
– Непросто, Митя, – она отвечает. – Но ведь ты не испугаешься водяного, чтобы вызволить меня?
– Не испугаюсь!
– Тогда в последнюю ночь десятой недели после святой Пасхи приходи на Чёртово озеро и дождись там полуночи. Что тебя ждёт, сказать не могу. Но коли не струсишь – буду твоей, а нет – на веки вечные останусь русалкой.
– Не струшу, милая, – заверил Матвей.
Был он в самом деле не робкого десятка, а за свою Настеньку и жизнь бы положил. И любовь к ней после того свидания вспыхнула с такой силой, что позабыл Матвей про всё на свете, совсем извёлся в ожидании назначенной ночи. И вот подошла к исходу «русалочья неделя».
Поздно вечером Матвей осенил себя крестным знамением и пошёл к роковому озеру. Подкрался к нему – тишина вокруг. Луна в небе прямо горит, всё кругом серебром осыпала. Под луной озеро сверкает, ничего-то в нём не разобрать… И такая нестерпимая тоска сердце щемит, какой Матвей отродясь не знал. Не успел он ещё свыкнуться с этой тоской, как что-то мокрое проползло по щеке. Вскинулся – никого, лишь болотной тиной запахло. А Матвея всего будто дьявольской водой из озера окатило. «Не ты ли это, чудище водяное, меня приласкал?» – мелькнуло в голове, и Матвей крикнул:
– А хоть бы ты весь на меня навалился, не побоюсь тебя! Выходи!
И снова жуткая тишина в ответ. Стоит парень как натянутая струна, не знает, с какой ему стороны подвоха ждать. А дух озёрный не торопится, может, и впрямь ждёт, что Митька струсит. И вдруг словно камень на дальнем берегу в воду сорвался, а вслед за ним:
– Кулыма, Кулыма, ты тыма? – истошным голосом закричал кто-то. А из воды почти у самых Митькиных ног другой голос простонал:
– Только сейчас…
Холодный пот прошиб Матвея от этих нечеловеческих голосов. Одна память о Насте и удержала его на страшном озере. Поняв, что пришла решающая минута, он приготовился ко всему. Но того, что случилось, не мог и представить себе. Чёртово озеро накренилось к нему, и берег, откуда звали Кулыму, начал медленно подниматься. Словно огромная водяная стена нависла над Митькой, грозя смести его как песчинку. В ужасе бросился он в сторону и едва сделал первый шаг, как ноги сами понесли его прочь от чёртова логова. Хотел остановиться – ан мочи нет. Обернулся, глядь – озеро уже к небу поднялось,