Несчастные девочки попадают в Рай. Кэрри Прай

      А теперь я боюсь и судьбы, и людей,

      И, скорбями делюсь с тесной кельей своей…

      Глава#3

      Наутро, из окна рисовалась весьма интересная картина.

      – Деда, Пашка опять обоссался! – предупредила я, глядя как несносный братец, в надежде высушить свои трусы, ракетой носиться по двору. Наивный мальчуган решил, что избежит позорного выговора.

      – Эх, гаденыш! – снизу послышался грохот посуды. – Теперь еще и матрас сушить! Ей богу, хоть ведро к жопе привязывай!

      Вместо того, чтобы отправиться на прогулку с первым пением петухов, я перерывала комнату, дабы найти свой выходной платок – подарок мамы. Погода была пасмурной, и платок послужил бы мне отличной накидкой, но он словно растворился.

      – Да уж, хозяйство вести – не хреном трясти! – приговаривал на весь дом дедушка. – Пашка, где тебя носит?!

      Я с грустью посмотрела на свое отражение в пыльном зеркальце. Русые волосы с неестественной волной полагалось снова заплести в косу – дедушка запрещал ходить с распушенным. Бледно—зеленые глаза отдавали краснотой от недосыпа, а глубокая вмятина на щеке от подушки не сойдет и до вечера.

      Влетев в старое платье с цветными треугольниками, я спустилась на кухню. В нос ударил запах пригоревших яиц.

      – Помощь нужна? – для приличия поинтересовалась я.

      Стоя у печки, дед возился с завтраком.

      – Не—а, Златка, – отказался он. – Иди, гуляй. А Пашке передай, чтоб далеко не убегал. Научу его дрова рубить. Хоть толк с него будет.

      – Хорошо. Передам.

      Выйдя во двор, я искала глазами брата, но обнаружив его, закричала:

      – Куда полез, дурень?!

      В одних трусах и тельняшке, он обезьяной висел на заборе, собираясь перелезть на соседний двор.

      – Я грушу хочу, – бубнил он, перекидывая ногу через колючую сетку. Закинутые на забор тряпки попадали в траву. Казалось, что еще немного и неустойчивая конструкция попросту рухнет.

      От дурноты голова закружилась.

      – Какую еще грушу, олух? – поджав губы, прорычала я.

      – Соседскую. У них полное ведро. А я из—за тебя, вообще фруктов не нюхаю.

      – Я тебе сейчас так понюхаю…

      Убедившись, что нас никто не видит, я подбежала к брату и схватила его за ногу.

      – Слезай, – приказала я сквозь зубы. – Сейчас же.

      Мои пальцы вонзились в его тонкую щиколотку.

      – Пусти, Зося, – сморщившись в лице, потребовал он. – Никто пропажи не заметит.

      – Или ты спускаешься… или гореть твоей заднице от дедовского ремня.

      – Ну, сестричка, пожалуйста!

      Я сделала строжайшее лицо и принялась считать:

      – Раз, два…

      Мальчишка опечалено вздохнул.

      – Ладно, ладно. Только отпусти. Я сам слезу.

      Я отпустила его ногу, задрала голову к небу и протяжно выдохнула. И за что он мне?

      Пашка