Битва под Острой Брамой. Андрей Лютых
Княжнин, выслушав этот ответ, в котором пан Константин как бы сам перед собой оправдывался. – Вовсе даже не в ревности. Пани Ядвига не дает к ней никакого повода, она просто так непосредственна и мила, что все ее обожают. А пан Константин, вместо того чтобы уделять ей достойное внимание, слишком занят своими терзаниями по поводу того, что однажды впутался в сомнительное предприятие. Он явно не может себе этого простить».
– Я мало знаю о событиях девяносто второго года, – опять примирительно сказал Княжнин. – Я вообще не уверен, была ли это война. Я тогда только вернулся с другой войны, финской.
И могу свидетельствовать: в ней наши солдаты проявили лучшие качества. Как и против турок. Поверьте, беззаветная вера русского солдата в то, что он лучший в целом свете, полезна для армии и появилась не на пустом месте. Я понимаю, что вам, поляку, осознавать сие не слишком приятно.
– Я не поляк, – отрезал пан Константин так, будто Княжнин его сильно обидел. Этого он никоим образом не хотел, а потому не стал торопиться просить у пана Константина пояснений. На самом деле язык, на котором общался с Княжниным Сакович, был не тот, на котором разговаривали в Варшаве. Княжнин полагал, что деликатный шляхтич пытается разговаривать с ним порусски, но русский словарь знает плохо и немного переделывает польские слова, стараясь не «пшекать». При этом понимали друг друга Княжнин и Сакович хорошо. Так, стало быть, это не переделанный польский язык, а какой-то другой? Язык Литвы? Княжнину было это интересно не меньше, чем споры о недавней истории.
– Я литвин, – сам ответил на немой вопрос Княжнина пан Константин. – Как и все здешние шляхтичи. Просто многие об этом позабыли. Называться поляком им кажется благороднее.
– А нас они называют литвяками, думая, что дразнят, – подключился к разговору пан Рымша, наконец выехавший в авангард. Вытирая усы и будто смакуя слова, он добавил: – Будто бы литвяки стоят на своем болоте с колтуном на голове. А в нас благородства больше, чем у этих короняков[15]. Фамилия Рымша происходит от великого Рима, и род наш идет от нобилей!
Княжнин не смог сдержать улыбки, слыша эту гордую речь, но пан Константин оставался серьезным.
– Мы не стесняемся говорить на своем языке, – сказал он. – Иные называют его мужицким, но на нем написан наш свод законов, которым я, судья, пользуюсь всякий раз.
– Как правильно называть ваш язык? – спросил Княжнин.
– Русский.
– Прошу прощения, но на каком же языке тогда разговариваю я? – снова улыбнулся Княжнин и снова пан Сакович не разделил его веселости, просто пожал плечами:
– Не знаю, наверное, на московском.
Княжнин не стал возражать и лишь покачал головой.
– Не важно, как кому в голову взбредет называть наш язык, те же короняки могут говорить, что это испорченный польский, – продолжал пан Константин. – Но моя Отчизна – Великое княжество Литовское – была и остается. Я потому и примкнул к Тарговицкой конфедерации, которая выступала против конституции
От слова «корона», как называли составную часть Речи Посполитой Королевство Польское.