Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг.. Джордж Бертон Адамс
какой-либо реформаторской миссии у своего вероучения. Греки или римляне, нуждавшиеся в помощи в этических вопросах и утешении, обращались к философу, а не жрецу. Христианство произвело революцию в этом деле. Чистый идеал характера, который оно высоко вознесло в своей концепции Бога, его ясное утверждение о необходимости и возможности такого характера для каждого человека, которую оно показало в евангельской истории, создали небывалую дотоле тесную связь между религией и этикой[42]. Религиозная жизнь, которую христианство стремилось создать в индивиде, обязательно должна была выражаться в правильном поведении. Это был его истинный плод, его внешняя проверка, и энергия новой религии была особо направлена на его совершенствование.
Безусловно верно, что эти религиозные концепции не сразу и не полностью одержали победу над более старыми и грубыми. Борьба между старым и новым часто была упрямой и затяжной, и высшие понятия долго оставались скрыты из-за упорства низших. Но в той степени, в какой эти идеи ныне принадлежат людям, это следует считать заслугой христианства, и любой человек, даже отрицая у христианства, как религии, особый божественный характер или какую-то окончательность, но все же надеясь на то, что еще более совершенное понимание и осуществление религиозной истины будет достигнуто в будущем, должен признать в христианстве фундамент, на котором оно будет возведено.
Это, во всяком случае, можно с уверенностью сказать о вкладе христианства в чисто религиозный аспект нашей цивилизации. Если то, что мы выше сказали о связи, установленной христианским учением, между религией и этикой, верно, то из этого следует, что дальнейшее влияние этой религии можно проследить в направлении практической этики.
Здесь следует отметить, во-первых, возвышенный идеал чистой и безгрешной жизни, который христианство ставило перед всеми людьми в своем повествовании о жизни Христа как примера, которому они должны были следовать, как божественного дарителя, образца, с которого они должны были строить свою жизнь. Ибо христианство не считало жизнь Христа невозможной для человека жизнью Бога, а полагала ее человеческой жизнью с Божьей помощью, жизнью божественного существа, которое пожелало стать истинным человеком и поставить себя в те же условия и рамки, в которых вынужден жить человек, чтобы научить его осуществлять возможности своей собственной жизни. Или, как было прекрасно сказано, жизнь Христа «открыла человеческую грань Бога и божественную грань человека». Христианский идеал не был похож на стоический – просто идеал, которого никто никогда не достигал. В этом отношении христианство осуществило решительное наступление на стоицизм тем, что указало на реальную жизнь, осуществившую свой идеал, а также следующим шагом своего учения – тем, что человек не обязан полагаться только на силу своей воли в стремлении достигнуть идеала.
Во-вторых, христианство, в частности, учило, что обязанность соответствовать
Ветхий Завет в этом, как и в некоторых других упомянутых вопросах, является предвестником более ясного учения Нового Завета. Блаженный Августин увидел это различие между христианством и римской религией и в «Граде Божьем» бросил вызов язычникам, потребовав от них показать примеры моральных учений в их религии (см., в частности, 2-ю кн., VI гл.). Тот факт, что греческая и римская религии, языческие религии древнего мира, непосредственно связанные с нашей цивилизацией, до конца оставались политическими и эстетическими по характеру, вероятно, и не позволил им выработать идею связи между государственной религией и индивидуальной моралью и предоставил осознание этой истины поэтам и философам, которые, несомненно, к ней приблизились (см., например: