Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг.. Джордж Бертон Адамс

Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг. - Джордж Бертон Адамс


Скачать книгу
Несомненно, в первую очередь именно благодаря влиянию этого учения, в силу введения идеи греха как руководящей идеи в этику христианство осуществило свою задачу по повышению общих моральных стандартов и разъяснению конкретных этических суждений, как, например, если выбрать один из самых показательных случаев, в тех переменах, которые произошли в отношении сексуальных прегрешений.

      Другой вывод из этого учения относительно характера заключался в том, что определяющим фактором во всех этических суждениях индивида должен быть внутренний характер, а не внешнее действие, и что внешнее действие имеет значение только как свидетельство внутреннего характера. Это также была не совсем новая идея, но христианство придало ей гораздо более яркую и наглядную форму, чем когда-либо прежде, когда записало в книге, которую читали и перечитывали как особый религиозный путеводитель и руководство для всех верующих, поразительные слова своего основателя, в которых он провозгласил, говоря о некоторых самых неискоренимых пороках любой эпохи, что затаенное в сердце вожделение несет на себе такую же вину, что и фактическое действие.

      В-четвертых, среди вкладов христианства в этику – и в каком-то смысле это оказалось самым решающим этическим влиянием – было учение о том, что надежда есть и для морально развращенного и испорченного характера. Христианство учило, что, если внутренний характер не праведен, он может быть преобразован Божьей благодатью, если человек признает для себя наивысшую истину его религиозного учения – прощение грехов через веру в искупление Христа, чтобы он мог быть преобразован весь сразу, единым наивысшим выбором, сознательным подчинением воли Богу, так, чтобы человек полюбил то, что ненавидел, и возненавидел то, что любил. И еще оно учило, что сила, которая настолько меняет жизнь, продолжит и дальше оказывать божественную помощь в моральных стремлениях и трудностях новой жизни. Здесь следует отметить один существенный момент, полностью независимый от какого бы то ни было возможного религиозного значения: христианство действительно создало в сознании людей крепкую и доверчивую веру в такое преобразование, и это исторический факт[44].

      В униженном и отчаявшемся изгое порождало твердую уверенность, что он полностью покончил с прошлой жизнью, что ее узы и искушения больше не будут иметь над ним никакой власти, что он свободен начать новую жизнь, будто родился заново. Это убеждение, которое создало христианство, вводило в историю совершенно новый фактор. Величайшая проблема практической этики всегда заключалась не в том, чтобы заставить людей умом признать истину, а в том, чтобы заставить их быть верными своим этическим убеждениям. Несомненно, стоицизм учил очень возвышенной системе нравственных истин, он даже пытался в качестве своего рода миссионерской философии убеждать людей жить по законам правды; однако признал свою неспособность сделать стоиками массы. В труде, который христианство проделало


Скачать книгу

<p>44</p>

Ориген (ок. 185 – ок. 254, греческий христианский теолог, философ, ученый, основатель библейской филологии, автор термина «Богочеловек». – Ред.) цитирует слова Цельса (римский философ-платоник 2-й половины II в., один из самых известных античных критиков христианства. – Ред.): «Каждому хорошо известно, что такие люди, кто естественную склонность к греху обратили уже в привычку, становятся совершенно неспособными к улучшению, даже в том случае, если испытывают страх перед наказаниями и надежду на обращение, ведь совершенное изменение своей природы – дело чрезвычайно трудное». Обратив внимание на то, что философские наставления порой производили перемены в характере, Ориген говорит: «Но коль скоро мы видим, что проповедь этих простых и необразованных мужей, как о них выражается Цельс, производила (на слушателей) такое неотразимое влияние, которое указывало на присутствие в них как бы особой таинственной силы чародейства, коль скоро мы видим, что через этих проповедников люди целыми толпами устремились от разврата к целомудренной жизни, от нечестия к праведности… разве мы не имеем основания и всех данных к тому, чтобы удивляться могуществу, которое заключалось в их словах?» (Против Цельса, пер. с лат. Л. Писарева. Казань, 1912).