Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг.. Джордж Бертон Адамс
нравственной жизни. Может, не просто проследить во всех деталях обеспеченные таким образом результаты, поскольку они осуществляются в характере и в индивидах в тех сферах жизни, которые обычно не документируются, да и такими силами, которые действуют тихо и незаметно. Но мытари и грешники, преображенные в святых христианской истории, никоим образом не ограничиваются евангельскими днями[45].
Остается лишь рассмотреть некоторые результаты, которых христианство добилось либо само, либо в сочетании с влияниями из других источников, которые по своей природе не подпадают ни под его религиозный, ни непосредственно этический труд.
В следующей главе об элементах цивилизации, введенных германцами, мы рассмотрим происхождение современной идеи о ценности отдельного человека в сравнении с классической идеей о большей важности государства. Одним из источников, из которого выросла эта современная идея, является, без сомнения, высшая ценность, придаваемая каждому человеку в христианском учении о гораздо большей важности загробной жизни, нежели земная и любые ее интересы, о бесконечных будущностях, лежащих перед каждым человеком в зависимости от его личного выбора и характера. Позиция ранней церкви в этом вопросе по отношению к государству, в котором она существовала – Римской империи, пожалуй, отличалась большей крайностью, чем отношение к любому более позднему правительству, и все же были такие эпохи, когда контраст между высшими интересами индивида и государства был почти таким же разительным, и по этому вопросу христианское вероучение высказывалось со всей ясностью и определенностью. Того, что это вероучение приводит к усвоению позитивных институтов в любом свободном правительстве, мы подтвердить не можем. Его влияние можно увидеть скорее в цепочке идей, которыми мы оправдываем наше право на личную свободу.
Христианство учило также равенству всех людей в глазах Бога. Оно учило этому не просто как абстрактной идее. Это делал и стоицизм. Но по крайней мере, в раннем христианстве эта идея, насколько возможно, воплощалась на практике. Господин должен был обращаться со своим рабом как с братом. Они оба стояли на одной ступени относительно церкви, и ее посты и звания были открыты для обоих. Если у нас есть сомнения в правдивости древней истории о том, как в III веке раб стал епископом Рима, то важен сам факт, что в эту историю верили люди, и, конечно же, в века феодализма, когда церковь в большой степени находилась под феодальным влиянием, нередко встречались примеры, когда люди из низших классов достигали высочайшего положения в церкви. Учение церкви всегда ставило перед людьми идею равенства в моральных правах и конечной судьбе всего человечества. Однако едва ли мы можем утверждать, что это стало главной действенной силой в установлении практического равенства, насколько оно вообще было установлено[46].
И здесь христианство снова требовало полного отделения
В приведенном фрагменте было сказано очень мало о влиянии христианства на конкретные этические доктрины, и вот почему: по одним пунктам, например братства между людьми, общепринятое мнение представляется мне неверным. По некоторым другим пунктам у меня большие сомнения относительно того, что следует сказать, например, о долге самопожертвования ради ближних – концепция поведения, которая в настоящее время будто меняется. Но главным же образом причина такова: изложение конкретных этических принципов не было частью специфической миссии христианства. Не требуется откровения, чтобы сделать их известными людям. Законы поведения составляют такую же большую часть основополагающих законов человеческого бытия, как законы логики, и возрастающий опыт человека учит его этим законам, и в том и в другом случае расширяя и разъясняя и облагораживая его этические идеи так же, как и математические. Специфическая миссия христианства лежит в религиозной сфере, и ее отношение с этикой, как говорилось выше, лежит в важнейшей обязанности, которую она накладывает на индивида: жить лучше, поскольку живая ветвь, находясь на лозе, не может не приносить плода.
Я процитирую следующий отрывок из выдающегося богослова как пример довольно частых необдуманных высказываний по поводу этического влияния христианства: «Немаловажно, что первые больницы, первые школы, первые свободные государства были христианскими. Монастыри были первыми больницами, монахи были первыми учителями».
В свете дискуссий, нередко случавшихся в прошлом, о непосредственной роли христианства в отмене рабства и выдвижении женщины на равное положение с мужчиной мы можем кое-что сказать по этому поводу. Внимательно изучающему историю ясно, что обе эти реформы были вызваны сочетанием экономических, социальных и моральных причин, в которых христианское учение образует лишь один элемент. Попытка со стороны некоторых претендовать на большую роль христианства в этих достижениях, чем было бы справедливо, очевидно, вырастает из неверного понимания природы и сферы влияния христианства. Нравственные наставления и осуждение порока, как и пример благородной жизни – вот самые мощные силы в моральном развитии народа, и было бы абсурдно отрицать их роль в этих итогах, как, по-видимому, хотели бы некоторые. Но там, где, как часто бывает, институт, связанный с моральным злом, ограничен экономическими и социальными условиями, присущими данной ступени цивилизации, требуется нечто более, чем просто нравственная убежденность, более, чем общая моральная уверенность в том, что это неправильно, чтобы обеспечить ниспровержение порока, насколько бы велико ни было значение такой нравственной убежденности как одной из необходимых причин уничтожения порока. В этом случае также процесс создания общего морального осуждения порока всегда идет долго и медленно, и нередко мнимые духовные наставники оказываются по другую сторону морали. До тех пор, пока экономические и социальные условия, реальные или предполагаемые, способствуют продолжению института или общепринятой практики, нетрудно найти правдоподобные моральные аргументы в его поддержку; когда же различные источники объединяют свою силу в борьбе с пороком, тогда истинные принципы этики приходят к ним на помощь и ускоряют наступление общего результата.