Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг.. Джордж Бертон Адамс
юридической и четко систематизированной. Она дала Западу как определяющему и организующему ядру совокупность собственных доктрин, независимых от восточных, и уверенную позицию отдельной церковной организации. Более того, гений его великого созидательного богослова, Блаженного Августина, одного из величайших в интеллектуальной истории мира, превосходит даже гении его великих созидательных понтификов. Труд Августина состоял в том, чтобы дать западной церкви, только начинающей обретать отдельное существование, кристаллизующий корпус мысли, необходимый для того, чтобы выразить в четких и научных тезисах то, за что она выступает и чем оправдывается ее отдельное существование. Церковь не осталась верна всем учениям Августина, и все же роль его богословия в эпоху строительства римской церкви можно легко понять по тому сильному конструктивному влиянию, которое оно оказало в последующий, более знакомый нам век, когда церковные организации прошли через новую стадию формирования в период Реформации.
Опять же сильнейшим влиянием обладала идея божественной и вечной империи Рима. В языческом сознании эта идея сформировалась под действием обширных завоеваний Рима, несомненно, в смутных поисках разумного объяснения столь необыкновенных успехов и столь беспрецедентного могущества. Эту же идею восприняли христиане и превратили в еще более широкую концепцию, добавив к ней мысль, которой были привержены так сильно, о растущем Царстве Христа, которое должно охватить собой весь мир. При этом они заложили основу того, что, по меньшей мере в смысле определенности концепции, справедливо было названо первой философией истории[71].
Рим был для христианина, как и для язычника, основанной Богом империей, которой было суждено существовать вечно. Однако единый Бог занял место языческих в качестве божественного создателя, и его конечная цель, по вере христиан, состояла не в великой политической империи, а в одном великом духовном и религиозном единстве мира, которое возможно только в политической империи. Рим подготовил путь и предвосхитил Царство Христа. Влияние этой концепции на идею христианской церкви как образующей всемирное единство, организованное в едином правительстве, вряд ли можно переоценить. Тот факт, что сейчас мы можем облечь эту мысль в более определенные слова, чем мог даже Блаженный Августин в любом отдельном фрагменте, не говорит о том, что ее влияние не было глубоким, и нет никаких сомнений, что эта «идея Рима» была одной из самых могущественных сил в создании этой концепции необходимого церковного единства в вере и организации, которая является одним из краеугольных камней, более того, единственным основополагающим фундаментом римско-католической монархии.
В тесной связи с этой идеей божественной цели в истории следует, пожалуй, упомянуть возникшую в церкви веру, хотя мы не можем убедительно доказать, что она выросла из нее в особое положение, которое занимал апостол Петр. Более или менее
Идея святого Августина о двух градах, двух противоположных общностях, существующих на протяжении истории, Божьем граде праведности и сатанинском граде нечестия, представляет собой ясно задуманную философию истории, причем она по сию пору сохраняет свою власть над многими умами, даже в буквальном смысле слова, в том виде, в котором он ее изложил. Фактически в ней нужно лишь немного изменить термины и определения и почти не менять описания вечного конфликта между добром и злом, чтобы те, кто придерживается какой-либо из современных теорий, признали ее вполне верным описанием того, чем является история.