Умерший рай (двадцать лет спустя). Виктор Улин
переменчива.
Когда сейчас я думаю о лучшей части жизни, которая осталась позади, и пытаюсь понять – что же теперь вызывает наибольшую досаду? – то прихожу к выводу, что самыми горькими кажутся не совершенные ошибки, а упущенные возможности.
Дороги, открывавшиеся на развилках, и оставшиеся непройденными. В принципе это факт нормальный. Нельзя идти одновременно по двум дорогам. Глупо надеяться и на то, что выбрав правую, можно будет через некоторое время вернуться и пойти по левой.
Да к тому же невыбранная дорога могла оказаться тупиковой веткой и не вести никуда. Но чтобы узнать это, пришлось бы идти до конца. Теряя силы и время. Так, наверное, стоило полагаться просто на выбор судьбы, которая каждый момент слепо направляла в ту или иную сторону.
Но все-таки, все-таки…
Мысли об упущенном всегда навевают горечь.
Особенно если мне сорок пять, а «возможность» – это женщина, двадцать лет назад скользнувшая мимо. Хотя могла ненадолго войти в мою жизнь.
Такого не повторить. И не наверстать. Никогда и ни при каких условиях.
С возрастом начинаешь понимать, что жизнь – даже если она кажется удавшейся – не является единым целым. Как мозаика, она вся состоит из мельчайших кусочков. Прожитых лет, дней, даже часов. Упущенные возможности, отвергнутые варианты, неслучившиеся приключения делают картину прошлого серой.
И – чего греха таить – приходится признать, что свои неполные полвека я потратил почти понапрасну. Не изведав и десятой доли того, что незаметно предлагала судьба. И самое горькое – понимать это и осознавать, что жизнь прошла и ничего не вернешь.
Будь оно все проклято!
Ведь сейчас мне уже ничего не остается делать.
Разве лишь обозвать полным остолопом себя двадцатичетырехлетнего, пропустившего намек буфетчицы Лолы из университетской столовой № 9…
…Ну ладно.
Хватит о женщинах.
По крайней мере, на время.
Перехожу к стройотряду.
«Так вот, орлы…»
Заголовок дал всплывший сам по себе бородатый анекдот.
Стоит Чапаев перед эскадроном, горячит коня шпорами, и спрашивает:
– Ребята! Нужны птицам деньги?
– Нет, Василий Иваныч! – с дружным хохотом ревут бойцы.
– Так вот, орлы – пропил я вашу кассу взаимопомощи…
Почему это вспомнилось в записках о восьмидесятых годах?
Да потому, что в застойные времена советские люди не нуждались в деньгах. Сколь бы парадоксальным ни казалось это смелое утверждение, я берусь его отстоять.
Потому что помню ту эпоху.
Зарплаты оставались маленькими, но квартплата оказывалась еще меньше – причем почти у всех имелись государственные квартиры, телефон стоил копейки, общественный транспорт – еще дешевле. А в магазинах не предлагалось практически ничего, чтобы потратить крупную сумму.
Более того, возникновение действительно крупных денег ставило человека в безысходное положение, подобно Остапу Бендеру в «Золотом теленке».