Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939-1945. Ганс Ульрих Рудель
советским контролем. Позднее начинаются налеты на Ораниенбаум и Петергоф; поскольку это гавани, их сильно защищают. На воде множество понтонов, барж, судов и совсем маленьких корабликов – и все они снабжены противовоздушной артиллерией. Устье ленинградской гавани защищено от наших подводных лодок огромной стальной сетью, которую поддерживает череда торчащих из воды блоков. И даже с этих блоков по нас ведется огонь.
Еще 10 километров вглубь – и мы видим остров Кронштадт с его огромной морской бухтой и городом с тем же именем. Как гавань, так и порт хорошо защищены, и, помимо этого, в гавани на внешнем рейде в непосредственной близости от нас стоит на якоре весь Балтийский флот. И он создает смертоносную завесу заградительного огня. Мы со Штейном летим в возглавляющих бомбардировщики штабных самолетах на высоте 3–3,5 тысячи метров. Это очень низко, но, в конце концов, нам надо поражать наши цели. При пикировании мы используем воздушные тормоза, чтобы снизить скорость. Это дает больше времени для того, чтобы увидеть цель и скорректировать задачу. Чем точнее мы определим задачу, тем эффективнее будет результат. Используя воздушные тормоза, мы делаем свои самолеты более уязвимыми, лишаемся возможности быстро уйти вверх после пикирования. Но в отличие от самолетов, которые следуют за нами, мы используем другую тактику, чтобы уйти из зоны огня, – не поднимаемся вверх, а уходим низко над водой. Этот маневр позволяет избежать огня наземной зенитной артиллерии, расположенной на узком пространстве береговой полосы. Когда мы отлетаем далеко от кораблей, то наконец переводим дух.
Мы возвращаемся на аэродром в Тырково после полетов в состоянии прострации и наполняем легкие воздухом, на этот раз мы завоевали право дышать. Во время прогулок Штейн и я по большей части молчим, каждый из нас знает, о чем думает другой, – вылеты очень тяжелые, но мы будем продолжать выполнять задачу по уничтожению русского флота, так что не о чем и говорить. Есть приказ, и мы должны его выполнять. Через час мы возвращаемся назад в палатку, внутреннее напряжение снято, и утром снова отправимся в этот ад.
На одной из наших с капитаном прогулок я прервал обычное молчание и нерешительно спросил:
– Как тебе удается оставаться таким спокойным и собранным?
Он на мгновение остановился, бросил на меня взгляд и ответил:
– Мой дорогой друг, не думай, что я всегда спокоен. Я выработал свое спокойствие тяжелыми годами горького опыта. Знаешь, когда не видишь своих начальников, когда начальство не понимает, что в столовой надо забыть о разногласиях и что разногласия мешают делу, это становится сущим адом. Самая крепкая сталь получается только на самом горячем огне. И когда ты проходишь свой путь один, хоть и не обязательно теряя связь с друзьями, становишься сильнее.
Наступила долгая пауза – и я вдруг сообразил, почему мы понимаем друг друга столь хорошо. Хотя я знал, что мое замечание имеет мало отношения к военной службе, я сказал ему:
– Когда