Дорогой Эван Хансен. Стивен Левенсон
что это такое. Мое письмо – оно наконец-то вернулось ко мне. Но я не могу свободно выдохнуть. Кто знает, какой путь оно проделало, добираясь сюда, и на чьи глаза попалось. Если Коннор «хотел», чтобы оно было у меня, то почему не отдал его сам? Где он?
– Мы никогда прежде не слышали твоего имени, – говорит миссис Мерфи. – Коннор никогда не упоминал о тебе. Но потом мы увидели вот это. «Дорогой Эван Хансен».
Меня, разумеется, смущает, что мистер и миссис Мерфи прочитали мое письмо, но не так, как то, что это сделал Коннор. Или Зо. По-иному. Меня очень интересует, кто еще видел его. И почему оно оказалось в сумочке миссис Мерфи.
– Мы понятия не имели, что вы были друзьями, – говорит мистер Мерфи.
Мне хочется рассмеяться. Если бы эти люди знали, сколько мучений я испытал за последние двое суток с лишним из-за их сына, они, конечно же, не стали бы так нас называть.
– Мы не думали, что у Коннора вообще были друзья, – вздыхает мистер Мерфи.
Вот это более тонкое наблюдение. Коннор – настоящий одиночка. Это наша с ним общая черта.
– Но эта записка… – продолжает мистер Мерфи, – по ней ясно, что вы с Коннором были… по крайней мере для Коннора… Он думал о тебе как…
Он снова замолкает. Я всегда считал, что у меня плоховато с выражением мыслей, но родителям Коннора тоже явно непросто дойти до сути разговора.
Мистер Мерфи показывает на письмо:
– Я хочу сказать, здесь написано: «Дорогой Эван Хансен».
Я рад, что они вернули мне письмо, но не хотел бы говорить о его содержании. Унизительно даже просто сидеть здесь. Может, они разделяют со мной это чувство. Может, поэтому выглядят такими взбудораженными. Как и Зо, им, наверное, приходится все время извиняться за Коннора, и они просто устали от этого.
Наступает момент, когда мне очень хочется выйти отсюда с моим письмом. К несчастью, миссис Мерфи желает сказать что-то еще.
– Давай, Эван. Прочитай его.
Мне это ни к чему. Я помню его наизусть от первого слова до последнего. Я представлял, как оно будет выглядеть на бегущей строке на нашей школе. Или напечатанным в школьной газете. Или нарисованным дымом в голубом небе. Коннор Мерфи мог воспользоваться самыми разными способами.
Открываю рот впервые за то время, что сижу в кабинете. Но не знаю, что сказать.
– Все в порядке. Можешь развернуть его. Оно адресовано тебе, – говорит мистер Мерфи.
Я думал, это я все напутал. Оказывается, они еще в большем неведении.
– Вы решили, Коннор… – Только я заподозрил, что более неловкой ситуация уже не станет, как оказывается, я должен объяснить, что писал сам себе. – Нет, – говорю я, – вы не понимаете.
– Да, возможно, – соглашается миссис Мерфи. – Он хотел поделиться этими словами с тобой.
– Его последними словами, – добавляет мистер Мерфи.
И вновь я не понимаю, что они имеют в виду. Смотрю на него. На нее. То, что я принимал за унижение, написанное на их лицах всего мгновение назад, неожиданно начинает напоминать совершенно другое чувство.
– Прошу прощения,