Скрытые корни русской революции. Отречение великой революционерки. 1873-1920. Екатерина Брешко-Брешковская
трудно приходилось тем, у кого были большие семьи. Наш старик ослабел от постоянного голода. Сыну приходилось заботиться о собственной семье; невестка плохо к нему относилась, и старик, которого дважды пороли и высылали в Сибирь за защиту общих интересов, под конец своей жизни оказался почти нищим. Единственной его одеждой была старая розовая рубаха, кафтан и старый крестьянский армяк. Кроме того, у него была деревянная миска и несколько деревянных ложек, которые он любезно отдал нам.
Обычно мы вставали рано утром и вместе с Машенькой шли на базар. На земле длинными рядами сидели крестьянки с крынками молока, связками лука, разными овощами и салом. Делая скромные закупки, мы наблюдали за обычаями наших poissardes.[25] Никогда с тех пор мы не слышали такой речи и таких выражений; разгоряченной малороссиянке невозможно заткнуть рот.
В полдень мы четверо, включая старика, рассаживались вокруг деревянной миски и с большим аппетитом хлебали суп. Я много разговаривала со стариком, расспрашивая его о жизни рабочих и слушая его рассказы о прошлом. Это была жестокая повесть. Крестьяне, покинувшие родные дома не по своей воле и загнанные хозяевами в безнадежное рабство, несколько раз «бунтовали», требуя, чтобы их отправили назад, и отказывались работать на заводе. За это их наказывали. Каждого пятого или десятого человека пороли. При заводе оставляли солдат. Эти солдаты, подобно саранче, все пожирали, не оставляя для местных жителей ни крошки хлеба. Самой ужасной была судьба крестьянских вождей – тех людей, кто громче всех говорил и наиболее настойчиво отстаивал крестьянские права.
На мою просьбу помочь мне вести революционную пропаганду в Смеле старик ответил:
– У меня не осталось сил. Меня жестоко наказывали. Один солдат стоял у меня на одной руке, второй – на второй, и еще двое у меня на ногах. И меня били – били до тех пор, пока земля не пропиталась кровью. Вот так меня пороли. И это происходило не один-два раза. Меня ссылали в Сибирь, я возвращался и начинал все заново; но больше я не могу.
Я спросила его, есть ли здесь молодые, храбрые крестьяне, которые принимают близко к сердцу интересы заводского народа, которые уверенно говорят на сходках и подвергаются особым гонениям со стороны заводских властей. Он назвал двух крестьян. Один из них, мастеровой средних лет, жил с женой и детьми по соседству. Другой, немного постарше – на другом конце деревни. У него тоже была семья. Я посетила первого и спросила, не хочет ли он почитать умных и правдивых книг. Он вопросительно взглянул на меня, словно удивившись тому, что такая простая крестьянка, как я, вообще умеет читать.
– Ладно, – ответил он. – Приносите.
У нас с собой было несколько воззваний в виде прокламаций, листовок, сказок, легенд и волшебная сказка «Четыре брата». Я выбрала одну из них и в следующее воскресенье отправилась к соседу. Пока я читала, он внимательно слушал. Его жена с удивлением смотрела на нас. Несколько раз она подходила послушать, а затем возвращалась
Торговка, базарная баба