Серафима и Богдан. Вахур Афанасьев
Ну, идем… вон и солнце выглянуло!
Раймонд кивает, вроде как хочет что-то сказать, но не находит слов.
На улице и впрямь светит солнце, но пока они щурятся, привыкая к яркому свету, вдруг снова начинает накрапывать. Редкие теплые капли дождя, падая в ярко-зеленую траву, сияют и переливаются в ней.
По улице на обеденную дойку тянутся коровы.
– Э-э-э!.. Куда, изверги? – размахивая свежим прутом, прикрикивает какая-то бабка.
Мужчины конфузятся – их заметили. Бабка здоровается, останавливается поглазеть. Да и есть на что. К рулю трофейного мотоцикла Эдисона Васильевича привязаны красные ленты. Из коляски торчит деревце молодой березки.
С некоторой задержкой, но Эдисон Васильевич отвечает на приветствие:
– Ну, здравствуйте-здравствуйте, как вас величать-то…
– Так Ефросиньей нарекли, жена Киприана я. Все кличут теткой Синьей. Куда это вы направляетесь – никак свататься?
– Ой, да что вы, тетка Синья, мы это так, агитацию проводим, – видите, красные ленты тут у нас…
– А-а-а, ну как знаете. Но это знамение…
– Где вы знамение видите?
– А то, что дождь идет и солнце светит разом, вот как сейчас. Говорят, в такую погоду русалки купаются. Не знаю, сама не видела. Но что-нибудь это да значит, раз у вас намерения впереди…
– Да какое там знамение, мы – коммунисты, мы в приметы не верим.
– Как знаете, как знаете… Ну да Бог с вами, сынки, – говорит тетка Синья и прутом огревает Раймонда по заднице.
– Ай! – от неожиданности высоким бабьим голосом вскрикивает он.
Ничего не объясняя, деревенская старуха, гонит коров дальше. На ее лице играет улыбка.
Раймонд недовольно насупливается, но сдерживается – поди знай, что за обычай, сопровождающий сватовство, побудил старуху ударить его розгой. От неожиданности у него перехватило дыхание, словно жаба в глотке засела. Трофейный мотоцикл, повидавший на своем веку много фронтовой грязи, с первого раза заводиться не желает. Раймонд и хотел бы свой мотоцикл предложить, но слова все еще застревают в горле. С пыхтением мужчины пытаются сдвинуть с места тяжелую машину. Та дергается, чихает и умолкает. Предпринимают следующую попытку. Эдисон Васильевич наступает на коровью лепешку, проклинает ее, но не останавливается, отпускает сцепление – «цюндапповский» мотор урчит, хлюпает, кашляет и вдруг начинает ровно работать.
Даже двигаясь очень медленно, за несколько минут они оказываются пред домом Архипа – вполне можно было и пешком дойти, но негоже на такое важное дело отправляться как последнему бедняку, думает Эдисон Васильевич. Он спрыгивает с мотоцикла, спешит к воротам и распахивает их настежь. С криками сбегаются соседские ребятишки, с любопытством наблюдают, как мужики под хрюканье мотора поворачивают за угол дома так, что заднее колесо заносит на растоптанной в грязь земле, а коляска почти взмывает в воздух.
Мотор стихает.
Запах лошадиного пота щекочет ноздри.
Раймонд икает.