1994. Русский роман ужасов. Алекс Лоренц
вляпаться в говно.
– Неправдоподобно, – вынес безжалостный вердикт Артем. – Трещит по швам.
– Опять ты со своими долбозомби. Ты скоро сам станешь как эти упыри из фильма твоего дурацкого… как его…
– «Возвращение живых мертвецов».
– Точно.
– Между прочим, мне теперь понятно, кто по подъезду шуршит ночами.
– В смысле?
– Я несколько раз просыпался. Кто-то туда-сюда по лестнице шастал и стучал в какую-то дверь наверху, а ему не открывали. Громко так, настойчиво колотил. Как гестаповец.
– Так и не открыли?
– Не-а. Зато еще я слышал, как скрипела дверца этой каморки под лестницей.
– Хренов Папа Карло.
– Точно. У меня ж первый этаж, оттуда рукой подать. Все слышно, что делается. И он… или она… так мимо двери проходит тяжело, как словно вот-вот с ног свалится. По стенам ладонями шелестит.
– Шелестит?
– Шелестит. Как листами бумаги.
– Думаешь, у нас один из тех зомбаков поселился в подъезде? – Денис не заметил, как сам принял теорию о возвращении живых мертвецов за наиболее вероятную.
– Не знаю. Можно проверить. Это говно вылезает наружу примерно в двенадцать ночи. Твои родичи во сколько спать ложатся?
Разговор прервал вопль:
– А ну, слезли оттуда! Щас возьму метлу и отхожу по спине!
– Не залезешь, – усмехнулся Артем.
– Подошел сюда! – скомандовала женщина средних лет с прической в стиле «глэм-рок» и приняла позу шерифа в пустынных землях штата Невада. Положила руки на пояс. Теперь ей достаточно двух долей секунды, чтобы выхватить из кобур револьверы и начать палить на поражение.
Но в этот раз ребятам повезло: револьверов у воспиталки при себе не имелось. Вероятно, забыла на столике дежурного в комнате для тихого часа.
Артем вскочил на ноги, схватил длинный шишковатый дрын, поднял его над головой и принялся изображать дикарский танец, выкрикивая: «Тумба-юмба! Тумба-юмба!» Ноги угрожающе грохотали по шиферу. Было бы очень эффектно, если бы этот обитатель необитаемого острова вдруг проломил шифер, провалился и сломал ногу, а воспиталка добила бы его, кричащего звериным криком. Каблучищами. По сломанной конечности. Еще наступила бы на место перелома и долго держала бы там подошву, постепенно увеличивая нажим. И инфернально хохотала бы при этом, запрокинув голову.
– Ах ты негодяй! – разъярилась злобная воспиталка.
Она схватила кусок растрескавшегося асфальта поувесистее и запустила в танцующего дикаря. Черный ком тяжело, жирно описал в воздухе дугу и приземлился на шифер. Крыша беседки, за годы службы принявшая на себя множество ударов, на этот раз не выстояла. Образовалась рваная дыра, в которую можно было просунуть голову.
Артем так и сделал: встал на четвереньки и, просунув башку в беседку, проорал:
– А-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а-а!
Воспиталка подлетела к проделанной ею бреши, подпрыгнула и выбросила вверх руку, чтобы схватить Артемку за лицо и сорвать его, как кровавую мясную маску.