.
Павловиче в такую силу вошел, что чуть ли не самолично нашим государством управлял; государем императором – уж точно. В таком, так сказать, чине он и возглавил свою комиссию и отправился неспешно и окольно с тишайшей предосторожностью на свое Соловецкое богомолье через Архангельск.
Путь он свой проложил до Архангельска через Костромскую и Владимирскую губернии, где находились его имения. Давно он в них не был. Неотлучные дела в Петербурге мешали, а вот случай подвернулся – и он поехал их ревизовать, наводить порядок.
Наведя порядок, он приступил к своим прямым государственным обязанностям, т. е. отправился в Архангельск, чтобы оттуда по Белому морю отплыть на Богомолье.
Путешествие его как по суше, так и по морю протекало без тех, прямо скажем, мистических приключений, что выпали на долю нашего драгуна Маркова. Одним словом, без всяких приключений он прибыл в Соловецкий монастырь и поселился, как и положено человеку значительному, в покоях настоятеля монастыря архимандрита Александра – и на вопрос архимандрита: «Как добрались, ваше сиятельство?» – ответил, не раздумывая, своим знаменитым словечком: «Превесело, ваше высокопреподобие!» – и первый раз в жизни это слово его подвело. Настоятель монастыря посмотрел на него недоуменно и даже осуждающе подумал: «Дурака прислали».
– А что, ваше высокопреподобие, у вас тут случилось? – тут же нашелся граф Большов. – Убили, что ли, кого?
– Убили, – ответил настоятель и с облегчением вздохнул: все-таки не дураком этот сенатор оказался, – и промолвил смиренно: – Убили трех монахов и старца Симеона. Царствие им Небесное.
– Да, скажу я вам, – вздохнул Мефодий Кириллович, – превесело тут у вас! – И больше ничего не стал говорить. Нужное свое слово – и даже два раза – он сказал. Теперь без лишних слов необходимо было приступать к разбирательству этого дела. А для этого и придан был его комиссии в качестве технического секретаря драгунский полковник Марков. Ему, как говорится, и слово молвить, и дело делать!
В общем, мудрым и глубокого ума человеком был граф Мефодий Кириллович Большов. В технические секретари он сам нашего драгуна выбрал. Непременным условием государю это выставил, когда эту, честно говоря, никчемную комиссию возглавил.
Прозорливо!
И к тому же, наверное, предчувствие у него было. Не зря же он свои дела в порядок привел, имения свои ревизиям дотошным подверг.
Да, несомненно, чувствовал, что добром это богомолье на Соловках не кончится. И когда архимандрит Александр оставил его, он погрузился в глубокое и мрачное раздумье.
О чем его были мысли, спросите вы меня? Отвечу. О бренности всего сущего на нашей грешной земле. Но недолго ему пришлось предаваться этим мыслям. Драгунский полковник Марков вошел к нему в комнату.
Вид его был грозен и ужасен!
Ужасен в том смысле этого слова, что, глядя на него, враг должен был прийти – и приходил от его вида в ужас.
И враг действительно, которого он привел с собой, находился в этом трепетном,