Золото Русской Калифорнии. Алексей Осадчий
пробуждал. А вот ароматы сжигаемого масла, наоборот, подбешивали. Уже в Калифорнии дал установку соорудить керосиновую лампу. Младший Кустов тогда как раз занимался опытами со стеклом, умельцы с мастерских Константинополя-Тихоокеанского пару дней покумекав над чертежом, соорудили вполне приличный осветительный прибор. Проблему с керосином тоже решили достаточно быстро. И в обратный путь до Петербурга я тронулся с парой десятков обычных керосиновых ламп, вызывающих однако «в России» невероятный интерес. По одной оставил во Владивостоке, Иркутске, Красноярске, Томске, Казани, Москве. На каждой стояло клеймо – «Мастерские Тихоокеанского флота. Русская Калифорния». Оттуда и пошло название, а массово изготавливать подделки отечественные промышленники боялись, наслышанные о крутом нраве Константина Николаевича.
Так что считай, «по многочисленным просьбам трудящихся» и прибыли ради, разумеется, запустили линию по изготовлению «калифорнийских ламп» на моём заводе.
А перегонка нефти и получение керосина уже практиковались на Кавказе, всего то и надо было немного вложиться деньгами, и процесс пошёл. Заодно простимулируется нефтедобыча, да и китов куда как меньше ухайдакают браконьеры, а то Невельской снова сообщил об очередном витке «войны с китобоями»…
– Да уж, Лев Николаевич, «Калифорнийская лампа» – всем лампам лампа. Кстати, нет у вас такой? А вот сейчас и поправим, прямо сейчас и поправим.
Когда классик выкатился из вагона великого князя и прошествовал мимо цепи охраны, прижимая к груди драгоценный подарок и четверть с керосином, я расхохотался.
– Ваше высочество? – гвардии капитан Епифанов, отменный стрелок и порученец, вытянулся в коридорчике.
– Гляньте, как граф Толстой нашу лампу ухватил, не подавил бы стекло в ажиотации.
– Так ему три стекла выдали, на всякий случай.
– И славно! Пускай пишет ночами, у графа из-под пера неплохие рассказы выходят. Быть ему большим писателем, капитан. Лет через двадцать-тридцать вспомните мои слова.
– Я слышал, ваше высочество, подсказку сюжета романа, где дама, мечущаяся между мужем и любовником, бросается под поезд. Но не побудит ли такой роман к волне самоубийств среди экзальтированных особ?
– Может быть, может быть и побудит. Ну да дуры и без паровозов с мостов бросаются и ядами травятся. Не переживайте, капитан, подскажу графу Толстому и финал – как поезд размолотил и переехал грешницу. На части словно червяка разрезав. Дамочки на такую некрасивую смерть не пойдут. Это уж будьте уверены.
Беседу с Епифановым прервал телеграфист, прибежавший в вагон с трёмя депешами: от отца, брата и Бенкендорфа.
Император заклинал быть осторожным и проверить, нет ли у убийцы сообщников, Александр просто просил удвоить осторожность, а главжандарм телеграфировал, что срочно выезжает для допроса злоумышленника.
Так-так-так, а вот фиг вам, Александр Христофорович, а не «язык». Ладно бы жандармы поймали террориста,