Бесы города пыли. Ильдар Габтрахманов
и изощрённо воровать, и у тебя никогда не будет потребности в деньгах». И я верю его словам. Они не способны пойти по головам. Кишечник тонковат – обидеть кого-либо! Глупо жечь костёр у своих ног.
Мне приходилось терпеть юмор этих мастеров. Их тощие задницы, но толстые очки. У них броня шириной в их гениальность, им отчисление не светило из-за одного только вида. А меня могли выгнать даже до первой сессии. Вот я и давал им пищу для мозгов в виде своих домашних заданий. И если один из них получит Нобелевскую премию, то я гордо заявлю: «Я внёс свою лепту в становление этого высокоуважаемого мудака!»
Все же общаться с «лобстерами» приходилось. Временами срывался на них, временами даже находили общие темы, и они казались не такими занудными, какими, по сути, были. Я же помаленьку начал обрастать знакомыми в общаге. До сих пор помню двух пацанов, которые, что один, что другой, завидев меня за километр, радостно бежали ко мне и энергично трясли руку, расспрашивая, как мои дела. Я же всеми силами пытался не выдать ни словами, ни действиями, что я их не помню, даже не знаю, кто они. До сих пор понятия не имею, кто это был, но парни были рады меня видеть, и я подыгрывал им. Возможно, я задавал им хороший тон бодрости и радости, иными словами – делал их день. Да ради бога! Мне что, жалко? Пацаны меня веселили всегда, без исключения.
Необходимо рассказать ещё про одно знакомство, потому что впоследствии этого человека стало очень много в моей жизни на протяжении всей учёбы.
День был совершенно обычный. Один из многих дней, когда не происходило ничего, да и не могло произойти, потому что не удивило бы ничего. Скучный до колик в животе и безрадостный до сухости во рту. Я валялся на втором ярусе кровати, сменив сотню положений «лечь поудобнее», пытаясь дочитать бесконечно нудную, как весь день (да как вся жизнь!), главу очень закрученного романа. Глава не заканчивалась, я злился на автора, но не собирался сдаваться под конец книги.
Лёжа на спине поперёк кровати, я задрал ноги на стену, голова свисала с кровати. Я уже хотел очередной раз переменить позу – голова наливалась кровью и начинала болеть…
Входная дверь с грохотом открылась, и в комнату въехала девушка на велосипеде (напомню: пятый этаж); просвистев мимо меня, она врезалась в стол. Я, не двигаясь, смотрел на неё сверху вниз, она же для меня была снизу вверх перевёрнута. Девчонка, хохоча, начала болтать и извиняться перед соседом. Тот растерянно что-то лепетал, даже не прожевав бутерброд. Девица, не переставая противно хихикать, выкатила велосипед, не сказав мне ни слова. Сосед проводил её до выхода, чуть поболтал с ней и попрощался. Я опять уткнулся в книгу.
Неспроста мы впервые встретились при таких обстоятельствах. Это существо с шилом в попе доставало меня ещё долго. Она врывалась обычно тогда, когда её никто не ждал и не хотел видеть. Хохотала, устраивала бардак и так же неожиданно уходила. Как-то раз я даже захотел её успокоить, разжалобив: девушка ведь, будущая мать и т. д. … так что должно сработать. Я взял гитару и со скорбью, присущей всему еврейскому народу, начал петь «Северный ветер». Песня довольно грустная, не для слабонервных,