Связанный гнев. Павел Северный
летом пойдем на старанье – будем вместе петь.
Открылась входная дверь, в тумане холода вошла Анна Кустова.
– Еще разок здравствуйте, кого не видела. К Кате пришла.
– Здравствуйте, Анна Петровна! Была седни, когда я спала?
– Была. И вот сызнова пришла. Маешься? Потерпи малость. Завтра отвезу тебя в миасскую больницу, а оттуда по весне сама на заимку пешком придешь.
– Беспокойство тебе со мной.
– Об этом не думай. Дуня! – позвала Кустова девочку.
– Здеся я. Чай пью.
– С утра станешь жить во флигеле с гостьей. За порядком будешь следить, пока мать в больнице.
– Ладно. Как велишь. Во флигеле печка небольшая. Управлюсь.
– Амина! Спать не хочешь?
– Зачем спать?
– Тогда пойдем со мной. Попоешь для меня.
– Ладно, хозяйка.
– Аль не просила тебя не звать меня так?
– Просила. Для меня ты – хозяйка. Сплю под твоей крышей.
– Любишь спорить? Приходи скорей! Покойной ночи, бабоньки!
Анна Петровна вышла из казармы. Амина допила из чашки чай и начала одеваться. Напевая, взяла гитару и вышла следом за Кустовой.
– И какой это чемор[9] в штанах бабе с такой душой выдумал прозвище Волчица? – вставая из-за стола, сказала Антонина и громко спросила: – Напились, что ли?
На ее вопрос никто не проронил ни слова.
– Ежели молчите, значит, напились. Дуня, собирай со стола посуду!
– Ладно. Я еще чашку выпью, потому крендель не доела…
Глава VII
У крыла Сатку ночная непроглядность. Будто пала на горный завод стая вещих воронов, не сложив крыльев. Спит в февральской стуже раскольничье гнездо на южном склоне отрогов Уренгинской ветви Уральского хребта. Дыбятся вокруг него вершины гор, похожие на волны каменного океана. Ближе всех к Сатке придвинулись богатырским заслоном лесистые Зигальга, Нургут и Зираткуль. Эти места издавна ширью девственных лесов и горным безграничьем приманивали к себе раскол. Свободно здесь всякому человеку, коему нужна вольность и одиночество. Оттого возле Саткинского завода множество потаенных скитов и молелен. Хоронится в них религиозный фанатизм раскольников, спасает себя от царства Антихриста, заведенного в государстве Российском царем Петром по счету Первым на романовском троне. Крепок раскол в Сатке, даже заводские интеллигенты двумя перстами крестятся…
Душно в спальне Олимпиады Модестовны Сучковой. Цветные изразцы печки пышут жаром. Петровских годин изразцы. Излажены в голландской земле, оттого на них голубые кораблики с парусами да ветряные мельницы. Из-за духоты в горнице опадает огонек в лампадке. Как увядающий цветок, стелется он по пробковому поплавку. По этой причине и горький дух нагретого деревянного масла в горнице.
Старый каменный дом рода Сучковых в заводе приметный. Сложен из подпятного кирпича в два этажа. Обдут всеми ветрами уральскими, остужен всякими морозами, исхлестан дождями, кален на солнце. Все в нем по-старинному крепко, но
Чемор – черт, дьявол, нечистый.