Пересечение. Валерий Айрапетян
была местами серая, местами бурая и будто покрытая мелкой чешуей, и одним рывком придвинул конечности к краю. «Лежи ровно!» – наказал он женщине, а сам потянулся за стулом, сиденье которого прикрывала эмалированная грязно-голубая крышка от большой кастрюли. «Бдя-бдя-буба», – ответила женщина. Юрик придвинул стул – боком к кровати, спинкой к стене – поднял крышку, обнажив огромную, почти на все сиденье, дыру, поставил крышку ребром к тумбе, затем пододвинул цинковое ведро и аккуратно приладил его под стул.
– Иди сюда теперь.
Юрик подошел к женщине, свесил ее ноги с кровати, энергично потер руки, резво просунул их через подмышки к спине лежачей и, судя по пыхтению, пытался скрепить замком. Лицо его потонуло в подушке, и со стороны казалось, что голова парализованной вырастает из спины моего друга. Юрик прямо-таки борцовским рывком потянул на себя, усадил женщину и без паузы, не размыкая рук, рванул еще раз в направлении стула, но потерял равновесие и вместе с женщиной рухнул на пол. Бессильное ее тело, казалось, падало частями – так по дощатому настилу рассыпаются клубни картофеля из опрокинутого мешка. «А!» – вскрикнул вдруг Юрикин отец, словно озвучил упавших героев фильма. Он повернулся на спину и сильно захрапел. Я подбежал на помощь и застал друга лежащим ничком, лицом в ладонях, плачущим навзрыд. Рядом, разбросав как попало онемевшие конечности, лежала женщина и тихо скулила. Я так растерялся, что не знал, кого первого приподнять, но потом решил, что Юрика: во-первых, он лежал ближе, а во-вторых, я боялся повторения неудачного кульбита. Но Юрик опередил меня. Он резко вскочил на ноги, крикнул: «Убирайся отсюда!» – и гневно толкнул меня в грудь. Я по инерции отбежал назад, споткнулся о храпящую голову Саркисова-старшего и грохнулся на него – аккурат головой в мокрый пах. Тот приподнялся, сонно огляделся, схватил мою голову тяжелой и вязкой огромной пятерней, смахнул с себя, как какую-то гусеницу, после чего повернулся на другой бок и засопел. Я откатился к двери туалета, но быстро встал на ноги, тяжело дыша, задыхаясь, ощущая поганую сухость во рту. Испуганный и униженный, я не сразу выхватил из пространства Юрика. Он стоял на том же месте и, вцепившись одной рукой в жиденькие волосы женщины, другой – методично, наотмашь – бил ее по лицу, по ушам, по голове, по глазам.
– Сука! Сука! – орал он одним только горлом. – Зачем ты заболела, тварь? Зачем ты нас подвела? Как нам жить теперь, как жить? Ты мне больше не мама, ты тварь, сука, сука…
– Уу-у-у, бдя-буба-буба-бабу-буля-буба, у-у-у-у…
Я вскрикнул, выскочил из комнаты и побежал. Пронеслись мимо здания корпусов, еловая аллея, уродливый квадрат железных ворот, разинутый зев дорожного въезда, пригорки, речная излучина, церквушка дяди Варужа, луга и сады. Я бежал, нагоняемый неведомым чувством, темной, быстро ползущей тенью; не оглядываясь добежал до «лысой горы» и дальше через сад, к реке, к двум соседствующим родникам, забрался по колено в речную воду и встал. Речные барашки все так же весело нагоняли друг друга и бодали свисавший с камня змеиный хвост – заевшую