Пересечение. Валерий Айрапетян
доставили в больницу, где молодой хирург обработал рану и наложил швы. Через несколько дней кожа прижилась, вросла в голову, стала с ней одним целым. Позже племянница бабы Домны рассказывала, что всё, мол, хорошо, только вот зимой голова, что ни надень, мерзнет, а когда причесываешься или моешь голову, то кажется, что не свои волосы, а парик.
Помня эту историю, Севу мы уважали и побаивались. На случай, если мяч приземлится в радиусе досягаемости Севы, у нас имелась длиннющая палка, которой мы откатывали мяч на безопасное расстояние.
– Какую берешь? – спросил в начале лета Армен, размахивая двумя деревянными битами, будто самурайскими мечами.
От напряжения у брата взмок лоб, под пятном витилиго на шее вздулась артерия. Выступающий вперед квадратный подбородок, мясистые губы и широкий сплющенный нос принадлежали скорее лицу мексиканца, нежели армянина. Артем, напротив, выделялся лицом узким и вытянутым, с нарисованной на нем бледной линией губ и аристократичным орлиным носом папского нунция – тонким носом человека, которому не чужды интриги, долгое и молчаливое вынашивание планов, оригинальность решений и своеволие.
– Мне любую, – ответил я, наминая огромными для подростка ладонями теннисный мяч. – Тебе ведь с узором нравится? Вот и бери ее.
Отец Армена, краснодеревщик дядя Саша, выточил для нас две биты, покрыл их лаком, одну украсил резным орнаментом, а до второй так и не добрался.
– Бейте по мячу, а больше никого не бейте… – напутствовал дядя Саша, вручая нам свои поделки.
Так и играли. Один подкидывает мяч, другой бьет по нему битой, и если попытка удалась, то бросает биту и бежит до отмеченной черты, пока третий пытается поймать мяч и попасть им в бегущего игрока. Менялись по кругу, и хоть было нас всего трое, а игра всегда складывалась.
– Мальчики! – позвала тетка, мама братьев. – Идите скорее, дядя приехал!
Перестали играть и побежали к дому.
Мы ждали его, нашего дядю.
Легенды о силе и мужской доблести дяди Гранта будоражили наши подростковые умы. Дядя сдал в армии на краповый берет, дядя прибыл в Москву и окончил МГУ с отличием, стал богат, а потом все спустил на роковую красотку, которую вскоре убили бандиты, дядя долго горевал, а когда оправился, женился на красавице, каких свет не видывал.
Дядя жил в Москве и всегда сам предпочитал навещать многочисленных родственников, проживающих в самых разных уголках страны, переступая порог одного дома не чаще раза в три-четыре года. Ни крапового берета, ни диплома, ни дядиных богатств, ни убитой, ни вновь обретенной красавицы мы не видели, но авторитет дяди был так высок, что все распространяли эти новости как истину, не подлежащую сомнениям и не требующую доказательств. Дядя приходился троюродным братом нашим мамам, но сила и магнетизм, воспроизводимые его личностью, вкупе с дорогими подарками, которыми по приезде он одаривал старших женщин семьи, могли сблизить и не такие связи: даже очень дальние родственники