Сказ о жизни Сергия. Вик Бовэ
и обиднее. Серебро по всем домам боярским, купеческим и посадским брали без меры и счёта. Что в глаза бросалось, то и срывали. Скрытни боярские и купеческие выворачивали, и тоже без учёта вершили отъём. Понимал Иван Данилович причины задержки слуг своих: не одну телегу с добром везут и Мина, и Кочев в свои вотчины. Прочие кмети, тож, небось, себя не обделили. Озоровать и пограбить в дружине имелось много знатных мастеров.
Вот и не спалось Ивану Даниловичу в эту ночь, раздирала великого князя двойная обида. С одной стороны, очернили бояре имя его, и уж точно найдётся летописец, коий сочинит про тот ростовский грабёж. И не будет там поминаться о надобности великой – соблюдаемом покое на Руси, коий покупается большим выходом. Не скажется там и о бесчестие, нанесённому московскому князю боярином Аверкием. Но уж про погром ростовский обскажется в самых черных красках, и обвинят за всё за то его, Ивана Даниловича.
Ещё вдруг подумалось этой ночью великому князю, что нельзя было так обирать город зятя своего Константина, в коем пребывает дочь его Мария. Теперь-то ей, на веки вечные проходу не дадут. Ни в церковь не выйти, ни на каком празднестве не появиться: все в след плевать станут. Обирали бояре московские с кметями, как теперь мыслил князь Иван Данилович, уж не на покрытие выхода татарского, а на свой карман. То была вторая досада, которая изводила Ивана Даниловича, больше первой. Уж не раз перед мысленным взором великого князя проплывали обозы, груженные ростовским добром, кои текли не в его казну, а в схроны Кочева и Мины.
Ярость туманила голову Ивана Даниловича, мешала спать, а потому и приказ отдавал:
– Срочно звать Кочева! Доставить хоть среди дня, хоть среди ночи, но немедля!
Важный гонец, посланный из ближних бояр, тоже запаздывал уже не на один день.
«Небось, ростовским добром прельстился и тоже мешки седельные загружает», – думал Иван Данилович.
Было вокруг московского князя ворья не мало. Что без таковых ловчил не обойтись в делах, свершающихся не по писанию Божьему, владимирский и московский князь Иван Данилович понимал, а оттого и дополнительную тяготу на сердце имел, какую снять уже никому не было возможно. Даже разумной жене, которая, оставив его в этой ночи одного, безмятежно спала.
Дверь в опочивальню тихо приотворилась. В небольшой проём заглянул постельничий, за коим маячила фигура дворского. Иван Данилович уразумел, что прибыл-таки боярин Кочев. Кивнул головой, мол, пусть ждёт, скоро выйду. Дверь затворилась.
Иван Данилович посмотрел на жену, та от проникшего холодного воздуха спрятала руку под одеяло, но не проснулась. Как ни хотелось скорее узнать, с чем прибыл Кочев, Иван Данилович себя унять возмог. Посидев на кровати ещё довольно длительное время, взял светильник и вышел из опочивальни. Постельничий уже стоял с одежей наготове. Одевался Иван Данилович как никогда медленно.
«Надобно