Анатомия сознания – II. Эссе о свободе воли. Маргарита Каменная
не боишься, что с тобой не будут разговаривать?..
– Не боюсь.
– Тогда садись!
Это был английский. Я была настолько счастлива, что запомнила все слова, которые мы проходили на уроке, я не просто их запомнила, а почувствовала, такими удивительными, красивыми и завораживающими они были. Я слышала, как они звучат.
– И ты можешь их запомнить? – спросила я Ленку.
– Легко, – удивилась она.
– А как у тебя это получается?
– Не знаю, само как-то… mother… – произнесла она и записала слово. – Читай по-русски…
– Тазэ…
– Тьфу ты, совсем запуталась, первую букву по-английски написала, читай…
– Мазэ… – и над «тазэ» мы долго смеялись, нам даже сделали замечание.
Это было удивительное открытие! В моём мозге словно открылось какое-то окно, точнее форточка, и я могла слышать звуки другого мира. Я поняла, что учитель английского желает, чтобы мы учили слова. Но, к сожалению, такого чуда больше не произошло: на следующий урок учительница рассказывала нам про своего сына, какой он умный, как занимается с репетиторами, куда собирается поступать, как она его рожала. Форточка захлопнулась: я была послушная девочка и не пропускала уроков, но все же некоторые пролетали мимо моего сознания. Школу я закончила с двумя четверками в аттестате: по русскому и английскому языкам. Их мне просто подрисовали, ибо я шла на медаль, и это были единственные предметы, которые мне давались очень трудно: слова падали в меня словно в решето – и это не метафора.
Так я подружилась с Ленкой Д.. Это была самая чудесная девочка на свете, правда, со следующего учебного года она переходила в школу с углубленным изучением языков, и мне больше не светило счастье общения с ней. Ленка действительно была очень чуткой к Слову: она слышала его. И слово дурное ей резало слух:
– Почему ты постоянно повторяешь б***? – спросила она меня, когда мы шли куда-то после школы.
– Для связки слов, – тут же ответила я.
– Это некрасиво, не говорил так, мне не нравится.
– Хорошо, – пообещала я и больше не материлась.
Это была наша первая и единственная прогулка. И странное дело, я не материлась вообще-то, но в тот раз, действительно, поминутно повторяла это слово, слушала, как оно звучит и каждый раз выдавливала его из себя, ибо произносила осознанно.
– А дома ты тоже материшься?
– Нет.
– А родители?
– Нет.
– Тогда почему сейчас ты ругаешься?
– Не знаю… – честно ответила я.
Знал мой мозг. Во-первых, я пытаясь изображать из себя взрослую и независимую девочку, и мат мне показался самой подходящей демонстрацией для этого. Во-вторых, во мне жило какое-то смутное ощущение: я не чувствовала себя достойной дружбы такой хорошей девочки. Почему? Мой мозг мне на это ещё не ответил…
Что же бойкот? Бойкота не было, он жил только в моей голове, и поняла