Христоверы. Александр Чиненков
На кого ты лаешь, псина? На дворе, кроме меня, никого нет.
Рыча и царапая лапами землю, пес продолжал грозно лаять в сторону бани на заднем дворе. Вышедший на крыльцо старик пристально посмотрел на собаку, затем перевёл взгляд на старушку.
– Чего орёшь как оглашенная, Марфа? – крикнул он, сводя к переносице брови. – А Лобзарь чего лает? Во двор кто-то зашёл, что ли?
Старушка оборачивается и указывает рукой в сторону бани.
– Кто-то в баню вошёл, Матвей. Собака зря с цепи рваться не будет.
– Ну вот ещё, выдумала, – пробубнил старик. – Да кто в нашу баню войдёт, прежде в избу не постучавшись?
– А что, мало ли бродяг разных по деревням мыкается, Матюша? – вздохнула старушка. – Айда поглядим, кто там? А то сердечко внутри так и прыгает.
Старик вернулся в сени и вышел с топором в руке.
– Чую, тебе всё привиделось, Марфа, но поглядим, очей не сломаем.
Старики медленно приблизились к бане.
– Эй, ворог, выползай на свет божий! – крикнул старик, беря топор наизготовку. – Выползай, вражина, сегодня там не топлено.
Никто к ним не вышел, и старики с тревогой переглянулись.
– Пантелеймон, сосед, ты, что ли, озоруешь? – крикнула, глядя на дверь, старушка. – Зенки залил, что ли, и Аннушка на порог не пущает?
Тишина в ответ. Старики пребывали в растерянности.
– А может, всё это нам чудится, Марфа? – тихо вымолвил старик. – Мало ли на кого псина тявкает.
– А ты загляни туда и погляди, Матюша, – прошептала, трясясь от страха, старушка. – Никого не увидишь, и гора с плеч.
Держа топор перед собой, старик медленно приблизился к двери.
– А ну выходь из бани, паскудник, в последний раз упреждаю? – подбадривая себя, закричал он. – Враз башку смахну топором, ежели сопротивляться умыслишь!
Он распахнул дверь предбанника, и вдруг…
– Ты топор-то опусти, батя, – послышался голос. – Неужто на родного сына рука поднимется?
Быстро, как молодой, старик отпрыгнул назад и замер рядом с потерявшей дар речи старушкой.
– Слышь, мать, сыном нашим называется тот, кто в бане сидит, – сказал он дрожащим от волнения голосом. – Эй, дух банный? А который из сыновей ты, у нас их пятеро.
– Четверо умных, а пятый дурак? – послышался ответ. – Вот я как раз и есть тот самый пятый.
– Бреши больше, вражина, – чувствуя, что никакая угроза им не грозит, взбодрился старик. – Пятый наш сынок на фронте, с австрияками воюет и в бане быть никак не могёт.
– Могёт не могёт, а здесь я, – послышался голос. – Повоевал я с австрияками и с немчурой повоевал. А когда всё здоровье в окопах оставил, так меня домой отправили помирать.
– Ежели ты сынок наш, то чего таишься и на глаза не показываешься? – приходя в себя, оживилась старушка. – Выходи наружу, и мы с отцом поглядим на тебя.
– Давно бы вышел, да боюсь испужать вас до смерти, родители, – усмехнулся солдат. – Вы меня одним помните, а сейчас я другой стал, неузнаваемый.
– Что