Самая страшная книга 2020. Дмитрий Лазарев
иметый, что собаке репей.
– Нету здесь Христа, разве не видите? – Капитон шлепнулся задом в размякшую грязь и обнял острые коленки. Монаха трясло. Сопли и слюни нитями повисли на бороде. – Мы пришли за золотом и землей, а Бог остался там, позади, нечего ему делать среди бесовских лесов и болот. Баба дело говорит, атаман, – откупиться надо, кровью и мясом, только так спасение обретем.
– Даже черный человек согласен с Акыс! – вогулка победно воздела кривой палец. – Накормим Куль-Отыра, Акыс помнит древние слова, Акыс не забыла! Акыс слышала, как камлает шаман, когда приходит большая беда и жертвенная кровь льется в огонь! – Она резко повернулась к пленницам. – Вскроем глотки айлат!
Игнат охнул. Вогулка предлагала страшное. От одной мысли о человеческой жертве бросило в жар. Может, и прав Капитошка, нету тут Бога, но разве значит это, что заповеди отныне писаны не для них?
– Язычникам уподобиться? – нахмурился Онисим. – Черту душу продать?
– Хай с ними, с бабами, – Лукьян уставился на вогулок с нехорошим прищуром. – Как на капище резали, ты не особо-то возражал.
– Там другое, – смутился Онисим.
– Все одно грех, – возразил Лукьян. – Одним больше, одним меньше. Я, как Степка, не хочу из себя кишки по живому тянуть. Задобрим демона, а там поглядим.
– Делайте, – велел Угрим.
– Огонь нужен, огонь! – засуетилась Акыс.
Ватага разбежалась, стаскивая валежник и поваленные ветром стволы. Игната оставили охранять пленниц. Бабы ничего не понимали, но заметно радовались, видя костер. «Прости, Господи», – Игнат поднял к пепельному небу глаза. В суете можно было попытаться освободить женщин. Если не совсем дуры – сбегут. Но тогда на корм бесам пойдет сам Игнат. Прости, Господи, если сможешь, прости.
Зыбкие сумерки сменились непроглядной, гробовой темнотой. Зацокало кресало. Игната всегда удивляла способность сибирцев добыть огонь даже из насквозь отсыревших гнилух. Хищно заострившееся лицо Акыс подсветили слабые отблески. Трепещущий огонек лизнул скрученный комок бересты и пыхнул дымком. Вогулка наклонилась и тихонько подула, закрывая ладонями оранжевый язычок. Пламя занялось, пожирая тонкие еловые веточки, и вдруг вспыхнуло, отбросив сгустившуюся тьму на пару шагов. Весело затрещали дрова. Игнат будто впервые увидел лица товарищей. Люди осунулись, постарели, в запавших глазах поселились ужас и мрак. А еще надежда. Надежда, что четыре жизни выкупят жизнь остальным. Энны ползала рядом с мертвым Степаном. Акыс пустилась в пляс вокруг пламени, высоко подкидывая кривые ноги, хлопая в ладоши и монотонно подвывая. Слова были чужие и страшные, пахнущие свернувшейся кровью и плесенью.
Вогульские бабы зашептались и вдруг, одна за другой, повалились на колени в траву. Их тихие голоса вторили исступленному вою Акыс. «Сами отдают себя бесам», – мысленно ужаснулся Игнат. По знаку Акыс Лукьян вытащил нож и перерезал первой вогулке тонкую шею. Черная кровь хлынула в жадное пламя. Лукьян вскрывал глотки деловито и без суеты, словно скотину