Смерть поэта, или «Так исчезают заблужденья…». Александра Базлова
d'Archiac.
– А кто такой этот Вяземский и почему письмо с рассказом о ходе так называемой дуэли адресовано именно ему? – задался вопросом Алексей.
– Он тоже как бы поэт, но лично мне его произведения не нравятся, они мне кажутся злыми, – ответила Лидия. – Тетя Лиза говорила, что на балу у Синявских пересказывали свидетельства Жуковского и Вяземского о смерти Пушкина. Думаю, можно с уверенностью утверждать, что эти двое действуют в сговоре. А это письмо, полагаю, призвано между прочим показать, будто Вяземский – друг и наперсник Пушкина, знающий подробности его смерти от непосредственного свидетеля дуэли.
– Очень несуразно все здесь описано, – заметил Саша. – Как я понял, изначально место было выбрано не в лесу, а где-то еще. Но в лесу, где снегу по колено и надо площадку вытаптывать, они спрятались от ветра. По мне так уж лучше на ветру стоять, чем по сугробам лазить, особенно перед стрельбой. И еще. Раненый человек crie, а не dit[58], как здесь сказано. Если ушибешься или порежешься, и то вскрикиваешь, а Пушкин, получив ранение в живот, спокойно сообщил об этом всем окружающим.
– Так здесь же все ложь, злонамеренный и плохо сработанный вымысел от начала до конца, – возмущенно сказала Лидия.
– Что плохо сработанный, это точно, – присоединился Алексей. – Обратите внимание, что д’Аршиак здесь пишет, как раненый Пушкин страдал, лежа в санях при езде по плохой дороге.
– У нас зимой для саней дороги хорошие, снег все сравнивает, – сказала Лидия.
– Я не о том. На деле этот д’Аршиак не мог видеть Пушкина во время езды, потому что должен был находиться в других санях.
– Вот это наблюдательность! Снимаю шляпу, – изумился Саша.
– Да ладно тебе! Хотя, постойте, тут вот еще что написано: «…il avait attendu que le transport de son adversaire fut effectué et que je puisse l'accompagner à Pétersbourg»[59]. Непонятно, почему д’Аршиак не мог сопровождать Дантеса в Петербург, пока Пушкина не отвезли куда-то за полверсты…
– Наверное, потому, что никакого д’Аршиака не существовало, – предположил Саша. – Его придумали плохие сочинители, но не просчитали до конца, где и когда он должен находиться и что делать. Поэтому и вышло криво.
– Мне думается, что это все получилось не просто так, а в результате своеобразного смешения правды и вымысла, и эту правду надо постараться каким-то образом отсюда извлечь, – сказала Лидия.
Саша скептически покачал головой.
– Наверное, такое возможно, но только пока совершенно непонятно, как это сделать, – сказал он.
– Давайте дочитаем, тут немного осталось, – предложил Алексей.
Документ номер 9 «Письмо К. К. Данзаса к князю П. А. Вяземскому» вызвал у Лидии бурю негодования.
Милостивый Государь, князь ПЕТР АНДРЕЕВИЧ.
Письмо к вам от г. д'Аршиака о несчастном происшествии, которому я был свидетелем, я читал. Г. д'Аршиак просит вас предложить мне засвидетельствовать показания его о сем предмете. Истина требует, чтобы я не пропустил без замечания некоторые неверности в его рассказе. Г. д'Аршиак, объяснив, что первый выстрел был со стороны г. Геккерна (Дантеса) и что A. С. Пушкин упал раненый, продолжает: «Les témoins s'approchèrent; il se releva sur son séant et dit: “attendez!” L'arme, qu'il tenait à la main, se trouvant couverte de neige; il en prit une autre. J'aurais pu établir une réclamation, un signe du baron Georges de Heckern m'en empêch». Слова A. C. Пушкина, когда он поднялся, опершись левой рукой, были следующие: «Attendez! je me sens assez de force pour tirer mon coup»[60]. Тогда действительно я подал ему пистолет, в обмен того, который был y него в руке и ствол которого набился снегом
Князь!
Вы хотели знать подробности печального дела, свидетелями которому были я и господин Данзас. Я сообщу их вам с тем, чтобы вы передали это письмо г. Данзасу для прочтения и удостоверения подписью.
Была половина пятого, когда мы прибыли на место. Сильный ветер заставил нас искать укрытие в небольшой еловой роще. Так как глубокий снег мешал противникам, пришлось расчистить борозду протяженностью в двадцать шагов, по обеим краям которой они были поставлены. Барьеры обозначили с помощью шинелей; каждый из противников взял по пистолету. Полковник Данзас подал сигнал, подняв шляпу. Г-н Пушкин оказался у своего барьера почти сразу; а барон Геккерн сделал к нему четыре или пять шагов. Оба противника начали прицеливаться, через несколько мгновений раздался выстрел. Г-н Пушкин был ранен; сказав об этом, он упал лицом вниз на шинель, изображавшую барьер, и лежал неподвижно. Когда подошли секунданты, он приподнялся и сказал: «Подождите!» Пистолет, который он держал в руке, был весь в снегу, и он взял другой. Я хотел воспрепятствовать этому, но барон Жорж де Геккерн знаком остановил меня. Господин Пушкин, положив левую руку на землю, уверенно прицелился. Раздался выстрел. После этого барон де Геккерн упал раненый. Рана господина Пушкина была слишком серьезной для того, чтобы продолжать поединок, и он закончился. После выстрела он дважды терял сознание, но после некоторого времени забытья он пришел в себя и уже более не лишался чувств. Его положили в сани, и при езде по очень плохой дороге на протяжении полуверсты он страдал, но не жаловался. Барон Геккерн, поддерживаемый мной, смог вернуться в свои сани, где он ждал, когда его противник будет увезен и я смогу сопровождать его в Петербург. На протяжении всего действия обе стороны вели себя спокойно, хладнокровно и с достоинством.
Примите, князь, уверения в моем глубоком уважении.
Виконт д’Аршиак.
Петербург. 1 февраля 1837 г. (франц.).
Crie, а не dit – кричит, а не говорит (искаж. франц.).
…он ждал, когда его противник будет увезен и я смогу сопровождать его в Петербург (франц.).
Когда подошли секунданты, он приподнялся и сказал: «Подождите!» Пистолет, который он держал в руке, был весь в снегу, и он взял другой. Я хотел воспрепятствовать этому, но барон Жорж де Геккерн знаком остановил меня. (франц.) Слова А. С. Пушкина, когда он поднялся, опершись левой рукой, били следующие: «Подождите! У меня достаточно сил, чтобы выстрелить». (франц.)