Влад Хельсинг. Сергей Александрович Арьков
ужасов, с той лишь разницей, что монстры были настоящие, и съесть они его пытались на полном серьезе. Сначала за Владиком гнался тухлый дед, страшный, жуткий, с жадно клацающими челюстями, потом он подвергся нападению бабки, а кончилось все тем, что появилась несвежая внучка, и едва не откусила ему нос. Вся операция продолжалась от силы минут тридцать, но за эти жалкие полчаса Владик постарел на десять лет. Баночка малинового варенья стоила ему целого клока седых волос на голове.
Когда же он подал с таким трудом добытое варенье Центу, тот, откушав ложечку, заявил, что малина – редкостная дрянь, и приказал убрать эту гадость с его глаз. Машка тоже не захотела малинки. Тогда Владик сам решил полакомиться ею. Лакомился глубокой ночью, когда все спали. Он не мог допустить, чтобы Цент застал его за поеданием чего-либо, кроме лука, поскольку, в этом случае, его ждала бы суровая кара.
И вот, убедившись, что все спят, Владик, не зажигая света, на ощупь зачерпнул варенье, съел одну ложку, и понял, что оно ему не нравится. Он едва не расстался с жизнью, добывая никому не нужное лакомство.
Уже неделю они торчали в деревне. Пища, пиво и салфетки были на исходе, а Цент и Машка даже не думали выздоравливать. Владик, с одной стороны, был рад, что они хоть на какое-то время осели на одном месте, ибо устал от бесконечных и опасных странствий. Но, в то же время, он дико вымотался, ухаживая за капризными и неблагодарными больными. Даже ночами они не давали ему покоя – постоянно будили, и чего-то требовали: то подбросить угля в печку, то подоткнуть одеяло, то почитать книжку, ибо не спится. Читать себе среди ночи требовал Цент. И книжку нашел подходящую. Книжку ужасов, о зверских и кровавых ритуалах коренных народов южноамериканского континента. У Владика кровь стыла в жилах, когда он вслух читал о массовых человеческих жертвоприношениях, а Цент лежал под пятью одеялами, слушал его и сладко улыбался. Наверное, представлял себе, что попал туда, в этот восхитительный мир жестокости и ужаса. О, его бы встретили там как родного. Возможно, даже назначили бы верховным жрецом.
Владик представил себе Цента в набедренной повязке и в головном уборе из пестрых перьев, с вытатуированным профилем Кетцалькоатля на груди и ступенчатыми пирамидами на волосатом пузе. Цент пляшет на вершине храма под русский шансон, а слуги ведут к нему на заклание бесчисленную вереницу программистов. В одной руке у Цента обсидиановый нож, коим он вырезает сердца, в другой обсидиановый паяльник, коим он запекает зады.
Жуткое видение заставило Владика вздрогнуть, и он едва не уронил книгу страшных сказок.
В общем, даже в состоянии оседлости Владику после зомби-апокалипсиса жилось несладко.
В этот день, как и во все прочие, он старательно шел по стопам золушки, а вместо прекрасного принца получил от Цента оплеуху за слишком жидкий суп.
– Суп, Владик, едят, – рычал на него неблагодарный изверг. – А то, что ты сварил, можно только пить.
– У нас осталось мало продуктов, – пискнул