Влад Хельсинг. Сергей Александрович Арьков
функционировала. Колонка была, но воду оттуда выкачивал электрический насос. Был еще колодец, но Цент и Машка в первый же день пребывания в населенном пункте побросали туда порубленных ими мертвецов.
В итоге, в распоряжении Владика остался единственный источник питьевой воды – родник.
И, опять же, казалось бы – что тут такого? Сходить к роднику и принести воды, это, по существу, плевое дело, за которое едва ли стоит требовать медалей и почетных грамот. Ну, возможно, имейся в виду какой-то иной родник, так бы все и обстояло. Но применительно конкретно к этому роднику, Владик полагал, что и медали и почетные грамоты ему вполне себе полагаются. Впрочем, он с радостью обменял бы все эти бирюльки и бумажки на тушенку и печень трески.
Накинув на голову капюшон куртки, Владик, с дробовиком на плече и с двумя канистрами в руках, вышел во двор и спустился с крыльца. Из дальнего погреба донесся приглушенный вой – то затянул свою зловещую песню Ивашка-нежить. Владика при одних звука сего заупокойного песнопения бросило в дрожь. Он категорически не одобрял содержание мертвецов в качестве домашней живности. И пусть Ивашка сидел в глубоком погребе, откуда он никак не мог выбраться, легче от этого не становилось. Владику было страшно просто из-за одного того факта, что рядом, буквально в двух шагах от дома, в яме сидит мертвец. Присутствие этого существа не давало Владику спокойно спать по ночам. Стоило старому дому издать какой-нибудь скрип, как Владик в страхе вскакивал с постели, разбрызгивая трусливый пот и задыхаясь от ужаса. Ему чудилось, что во тьме к нему медленно подбирается просроченный Ивашка. Иногда воображение подбрасывало дивные картины – Владик спит, весь такой беспечный, а над его сопящим телом стоит чудовище с выгнившими глазами и губами, с провалившимся внутрь черепа носом, черное и страшное, источающее могильное зловоние. Это Ивашка вылез из своего погреба, и явился перекусить. Не ведая, что поздние ужины плохо сказываются на фигуре, мертвец нависает над мирно спящим Владиком, разверзает свою пасть, полную черных гнилых зубов, и со смачным чавканьем впивается в сочную плоть жертвы.
Нафантазировав себе такого на сон грядущий, Владик потом полночи лежал с вытаращенными от ужаса глазами, прислушиваясь к каждому шороху и скрипу. А когда однажды он услыхал во тьме зловещей быстрый топот крошечных ножек, то разразился таким неистовым криком, что разбудил и напугал всех домочадцев. Цент с перепуга решил, что силы ада пришли по его душу, и, не успев продрать глаза, открыл огонь из пистолета, который прятал под подушкой. Когда же, после всеобщего переполоха, выяснилось, что причиной паники была крошечная мышка, Владик подвергся суровому наказанию. Цент легко изловил грызуна, который бестолково метался по комнате, протянул пищащий комочек шерсти Владику, и приказал сатанинским гласом:
– Ешь!
– Мышку? – ужаснулся бледный и потный от пережитого ужаса программист.
– Да, ее.
– Но она же сырая. И живая.
– Или ты ешь мышку, или тебя ест Ивашка. И поверь, его не смутит,