Область темная. Алексей Алейников
отсчитать десять зёрнышек на чётках, десять раз повторить: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!», как что-то отвлекало от сосредоточения, уводило в мир грёз. Мечталось семинаристу Петру Воскресенскому, как служению Божиему посвящённая жизнь приведёт его к тем чудесам, кои описаны в житиях святых подвижников и старцев.
Пётр встряхивает головой, отгоняя видения грядущей славы. Бесшумный вдох: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божиий!» – и на выдохе: «Помилуй мя, грешного!» Два круга чёток пройдены. «Кажется или действительно потеплело в сердце?»
«Нужно вернуться к молитве!» И снова вдох и на выдохе: «Помилуй мя, грешного!» Вновь незадача: только отсчитаешь двадцать зёрнышек на чётках, как тяжелеют веки, голова начинает клониться на грудь. Какая уж тут молитва! Воспоминания и мечты роем кружатся в голове. Приходится начинать всё сызнова.
Пётр уже погружается в молитву, когда его отвлёкает необычный звук. Лёгкий ветерок колышет пламя свечи: в комнатку кто-то протискивается боком. Вошедший высок, черноволос и чем-то знаком. Он поворачивается к Петру – Павел! Взгляды братьев пересекаются. Несколько секунд они смотрят друг на друга. Затем Павел медленно подносит палец к губам – тихо, мол, и чиркает ладонью себя по горлу.
Томительно ползут, кажущиеся часами, секунды. У Петра пересыхает в горле. «Что делать?» Вдруг совсем рядом слышится негромкий напев: «Богоро-о-дице Дево, ра-а-адуйся!». Ректор, идя в «сад эдемский», всегда мурлычит эту молитву. Шаги отца Алипия стихают в оранжерее. Павел, задышав часто и шумно, шагает из полутьмы на свет, в его руке взблескивает топор.
Через мгновение из оранжереи слышится крик. Мимо закутка пробегает Павел и всё стихает.
Глава 6
Была у отца ректора слабость – цветы. Какие только диковинки не произрастали в его личной оранжерее! Даже орхидеи матово белели под стеклянной крышей.
Утро отец Алипий начинал с посещения стеклянного дворца. Походит меж грядок – где листок поправит, где леечкой спрыснет подувядший цветочек, где просто постоит, полюбуется на красоту ненаглядную. Потом вздохнёт, промолвит: «Смотрите крин сельных, како растут! Не пашут, не сеют», и пойдёт обход семинарии совершать.
Тем утром всё шло, как обычно. Прогулялся ректор по «саду эдемскому», вздохнул и готовился уже выходить, но не успел, сердешный… что-то чёрное мелькнуло за его спиной. Краем глаза заметил страдалец, что был это, похоже, семинарист, хотел спросить, что делает незваный гость в оранжерее, но времени ему не дали. Свистнул топор, и потемнело в глазах ректора. От удара страшной силы проломилась бы голова настоятеля, но Бог уберёг – скользнуло лезвие по клобуку (вот уж воистину «шлем спасения»! ), содрало кусок кожи, вонзилось в ключицу и там застряло. Убивец подумал, что мёртв отец ректор и убежал, бросив топор.
На счастье, как раз мимо инспектор Рысев проходил, кликнул семинаристов, те слетали за доктором. Перенесли мученика в квартиру. Доктор, аккуратно