В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту. Рана Авдиш
ответственные за свертываемость крови тромбоциты заканчиваются, и женщины умирают от потери крови. Помимо того, что я, по их мнению, стала жертвой синдрома HELLP, я также узнала, что моя кровь вытекала в пространство вокруг печени. Вплоть до этого момента я понятия не имела, что было причиной той мучительной боли. Позднее диагноз оказался ошибочным, так как на КТ-снимке была обнаружена опухоль, однако на тот момент это объяснение меня вполне устраивало.
«Гемоглобин 7 после 26 единиц. На двадцать килограммов больше, слабый диурез», – продолжал он. Итак, по самым грубым прикидкам, мне перелили столько крови, что ей можно было бы заменить весь запас крови в моем организме минимум трижды, а мои почки отказывались работать. Прекрасно.
«Она тут вздумала у нас умереть».
«Эмм, вообще-то нет», – подумала я, начиная злиться.
Нет, я вообще-то не вздумала умереть. Может быть, внешне это никак и не проявлялось, однако я отчаянно старалась не умереть. Конечно, я тогда была не в состоянии об этом сказать, однако теперь, когда он сваливал вину на меня, мне казалось, что он представляет меня в виде врага. Если люди, которые обо мне заботились, в меня не верили, то какая вообще надежда могла оставаться у меня? Я почувствовала, как кусок льда, на котором я пыталась удержать равновесие, откололся и принялся относить меня в сторону.
Вдруг мне в голову пришло неприятное воспоминание, от которого я содрогнулась. Я вспомнила, что сама частенько использовала эту фразу во время прохождения практики, совершенно не задумываясь об ее смысле: он «вздумал тут у меня умереть». Господи, да мы все постоянно это говорим. А правда в том, что эта фраза приписывает нашим пациентам стремление к смерти. Мы словно представляем себя в виде преграды, отделяющей пациентов от их очевидной для нас, однако никогда и не произнесенной ими вслух, цели. Мы на подсознательном уровне строим рассказ, в котором противопоставляем себя своим пациентам.
Я вспомнила, какое облегчение испытывала после одиночного ночного дежурства в интенсивной терапии, когда на работу заступала дневная смена. «Я не дала никому умереть – я свое дело сделала». Я была рада за себя и плюхалась в кресло. Некоторые могут и вовсе внутренне ликовать: «Может, он и умрет сегодня, но уже не в мою смену».
Зачастую так и проходили обходы палат: одни врачи рассказывали своим заступающим на смену коллегам, как им было тяжело не дать кому-то умереть.
Много времени делавшие обход врачи на меня не потратили. Старший посмотрел с порога и, пожав плечами, сказал: «Ну так дайте ей фуросемид».
Его решение – дать мне лекарство с целью вывести из организма часть жидкости – было ответом лишь на одну небольшую проблему из огромного списка. Возможно, этот вариант и был самым очевидным, однако он был ошибочным. Они в тот момент не понимали, что мои лишенные доступа крови после пребывания в шоковом состоянии почки не были настроены работать и именно поэтому не вырабатывали мочу. Предложенный препарат – фуросемид – только повысил бы нагрузку на них, к чему они явно