На перекрестье дорог, на перепутье времен. Галина Тер-Микаэлян
лет прошло! А тогда мы были молоды, нам не хотелось спать, и ночью мы с вами отправились бродить по городу. У вас был с собой хлеб и немного сыру, мы разделили их поровну, сидели на каменных плитах, ели и говорили, говорили. Я рассказал о своем суровом отце, от которого сбежал, вы – о предстоящей вам учебе в университете в Страсбурге. Поправили ошибки, которые я делал во французском языке. Видите, с тех пор я стал говорить намного лучше.
– Конечно же, я все помню, – растроганно ответил Багдасар, – безумно рад вас встретить, но это так неожиданно!
– Вы читали мне стихи, помните? – он перешел на турецкий: – «Ах, воскресим любовь былую, забытый мой кумир! О ты, чьи брови – полумесяц, приди, затеем пир».
– «Ты в чашу обратись литую и освети весь мир! О ты, чьи брови – полумесяц, приди, затеем пир», – тоже по-турецки дрогнувшим голосом закончил Багдасар, до боли любивший Ахмеда Недима, писавшие стихи, по стилю и ритму подобные турецким народным песням – шаркы.
Словно дыхание юности коснулось их лиц, унеся груз миновавших десятилетий. На глазах Алета выступили слезы, он взволнованно вспоминал:
– Тогда впервые в жизни я решился прочесть свои стихи другому человеку. Можете считать, что вам я доверил свою душу, месье Багдасар. Вы похвалили меня, хотя сделали несколько замечаний – я тогда еще плохо знал законы стихосложения. А потом вы, предложили переложить мои стихи на музыку. И сейчас помню, как до утра мы распевали на набережной, а когда пришло время расстаться, пообещали, что непременно в будущем отыщем друг друга. Доскажем, что не досказали, допоем, что не допели. Видите, я первым сдержал обещание – нашел вас.
Откинувшись на спинку кресла, Багдасар на миг закрыл глаза.
– — Как же все изменилось с тех пор, месье Алет! Мы уже старики.
– Да, – подтвердил его собеседник, – у нас другие заботы, но наши воспоминания остаются с нами.
Внезапно лицо Багдасара выразило тревогу.
– Боюсь, не стоило нам встречаться, месье Алет, – торопливо сказал он, – я безмерно рад вас видеть, но мне только что сообщили, что на меня поступил донос, и я должен ждать ареста. Мне не хочется каким-либо образом вам повредить.
Сидевший перед ним человек на миг приподнял брови, потом весело рассмеялся.
– Повредить? Мне? Аллах с вами, месье Багдасар! Этот нелепый донос не может повредить ни мне, ни вам, но я благодарен за него доносчику – он помог мне вас отыскать. Однако, я вижу, вы безумно устали, и если патриарх Богос не предложил вам быть гостем в его дворце….
Он сделал паузу, и в вопросительном взгляде его мелькнули веселые искорки. Багдасар покраснел.
– В этом не было нужды, я остановился на постоялом дворе в Галате.
– О, Аллах, на постоялом дворе! Неужели вы хотите обидеть меня, вашего старого друга? Если я сразу не пригласил вас в мой дом, то лишь потому, что боялся оскорбить армянского патриарха Богоса, отнимая у него дорогого гостя.
Багдасар испуганно