Память на ветрах. Петр Карауш
чтоб не слышать его стон.
Чтоб опустившись на колени
В тиши могильного холма,
Я мог бы попросить прощенья,
За то, что не было меня.
В тот час, когда вершилась тризна
Или когда еще живой,
Я верю, каждый из двух братьев
Тихонько звал меня домой.
Я ль виноват, что в нашем мире
Творится зло, и нет добра,
Что я не мог в тот час печальный
Стоять у смертного одра.
Я много ездил по Союзу,
И смерть дышала мне в лицо,
Но я не трусил и не бегал,
И не был, не был подлецом.
Прости меня, Элеонора,
Прости за все, в чем виноват,
Ну, не такой уж забулдыга
Твой самый младший добрый брат.
За наш стройбат…
Ко дню строителя
Давай, дружище, вспомним наш стройбат,
Где мы впервые встретились друг с другом,
Пустынный полуостров Мангишлак
И светлый город за Полярным кругом.
Еще мы вспомним город Навои
И Ясный, что когда-то поднимали.
Дороги, что построили в степи,
И Бэ эР Ка, что в скалы закатали.
По всей стране бросала нас судьба,
А служба наша не хожденье в гости,
Не ныли мы с тобою никогда,
Хоть ныли руки и трещали кости.
Мы шли с тобой сквозь стужу и жару,
Ладони толстой кожей покрывались.
А позади наперекор врагу
Военные объекты поднимались.
Пусть было очень трудно нам в пути,
Но мощь страны мы все же укрепили,
И нет на нас ни капельки вины.
Не мы ее с тобою развалили.
Ну что ж, дружище, выпьем по одной.
За мирный день, за наш прекрасный праздник,
За наш стройбат, за то, что ты живой,
За командира, хоть и был он бабник.
В том сорок первом
(Из воспоминаний ветерана)
В том сорок первом под Смоленском,
Где принял взвод свой первый бой,
Мне непонятно и поныне,
Как смог остаться я живой.
Комбат наш бросился в атаку,
С наганом стареньким в руке.
И мы поднялись покачнувшись
В смертельном, яростном броске.
В лицо нам «шмайсеры» плевали
Горячим огненным свинцом,
Снаряды воздух рвали в клочья,
Осколки сыпались дождем.
Противно где-то выли мины,
Свистели пули у виска,
А мы бежали и кричали,
Кричали грозное, «Ура!»
В том жутком, рукопашном бое,
Казалось, вздыбилась земля,
И падали, крича от боли
Друзья мои, мои друзья.
Там и попал я в окруженье,
Но в чем была моя вина,
Когда винтовка-трехлинейка,
На пять солдат была одна.
Поверьте было много схваток
Но первым был тот страшный бой
Мне не понятно и поныне
Как смог остаться я живой
Я снова в городе…
Я снова в городе далекой юности,
Назад вернулся я совсем седой.
Иду