Философия права русского либерализма. Анджей Валицкий
даваемое ими самим себе, заставлять людей, над которыми они имеют власть, делать то, что им – властвующим, выгодно, для подвластных же правом называется разрешение делать все то, что им не запрещено. Право государственное есть право отбирать у людей произведение их труда, посылать их на убийства, называемые войнами, а для тех, у кого отбирают произведение их труда и которых посылают на войны, право пользоваться теми произведениями своего труда, которые еще не отобраны от них, и не идти на войны до тех пор, пока их не посылают. Право гражданское есть право одних людей на собственность земли, на тысячи, десятки тысяч десятин и на владение орудиями труда, и право тех, у кого нет земли и нет орудий труда, продавать свои труды и свои жизни, умирая от нужды и голода, тем, которые владеют землею и капиталами. Уголовное право есть право одних людей ссылать, заточать, вешать всех тех людей, которые они считают нужным ссылать, заточать, вешать; для людей же ссылаемых, заточаемых и вешаемых есть право не быть изгнанными, заключенными, повешенными до тех пор, пока это тем, кто имеет возможность это делать, не покажется нужным. То же самое и по международному праву: это право Польши, Индии, Боснии и Герцеговины жить независимо от чужих властей, но только до тех пор, пока люди, распоряжающиеся большими количествами войска, не решат иначе. Так это ясно для всякого человека, думающего не по атрибутивно-императивным переживаниям, а по общему всем людям здравому смыслу. Для такого человека ясно, что то, что скрывается под словом ‘право’, есть не что иное, как только самое грубое оправдание тех насилий, которые совершаются одними людьми над другими.
Но права эти определяются законами, говорят на это ‘ученые’. Законами? да, но законы-то эти придумываются теми самыми людьми, будь они императоры, короли, советники императоров и королей или члены парламентов, которые живут насилиями и потому ограждают эти насилия устанавливаемыми ими законами. Они же, те же люди, и приводят эти законы в исполнение, приводят же их в исполнение до тех пор, пока законы эти для них выгодны, когда же законы эти становятся невыгодны им, они придумывают новые, такие, какие им нужно.
Ведь все дело очень просто: есть насилующие и насилуемые, и насилующим хочется оправдать свое насилие”[215].
Теоретическое содержание этих выразительных слов можно охарактеризовать следующим образом: это соединение понимания права как распоряжений верховной власти (то есть командной теории права, характерной для правового позитивизма, хотя и не тождественной ему)[216] и анархо-социалистической критики права. Любопытно, что Толстой отказывается серьезно рассматривать резкую критику Петражицким всех разновидностей правового позитивизма; он считал само собой разумеющимся, что все право может быть сведено к позитивному праву, а само позитивное право сводится на практике к правилам, сформулированным теми, кто находится у власти. Таким образом, он подтверждал командную теорию права, доводя ее до логического конца,
Журнал “Толстовский Листок/Запрещенный Толстой”. Вып. пятый. М., 1994. С. 146–147.
“Необходимо подчеркнуть, – пишет Денис Ллойд, – что позитивизм [в философии права] совсем не обязательно связан с командной теорией права, хотя соединение их у Остина очень часто производит такое ошибочное впечатление. Например, можно придерживаться основного принципа позитивизма и все-таки отвергать командную теорию, как это делает Кельзен” (