Актеон. Иван Панаев
Павловна, – я буду уметь ценить твое расположение, поверь мне: я буду к тебе как родная мать, а не как свекровь. У тебя чувства прекрасные, это сейчас видно. Что у тебя будет на сердце – горе или радость, прямо иди к своей маменьке: я разделю все с тобой, мой друг!.. Вот она мне и чужая… – Прасковья Павловна указала на дочь бедных, но благородных родителей, – а она тебе скажет, умею ли я чувствовать… Я всю жизнь свою…
Прасковья Павловна вдруг замолчала и перекрестилась, потому что они подошли уже к самой церковной паперти, где ожидал их священник и дьякон.
Приложась к кресту, господа отправились на ограду, к могиле бывшего владельца села Долговки.
На этой могиле возвышался памятник из дикого камня с мраморным крестом наверху. Он был сооружен по рисунку, присланному Петром Александрычем из Петербурга. На двух мраморных досках его было вырезано золотыми буквами – с одной стороны:
От признательного племянника – дяде. Здесь покоится тело раба божия, отставного майора Виктора Яковлевича Требушова, родившегося в 1779 году, февраля 8, скончавшегося внезапно от удара 1834 года ноября 9-го. Всего жития его было: 55 лет 8месяцев и 1 день.
С другой стороны:
От нас сокрылся ты, увы! и так поспешно,
Оставив нас страдать в юдоли грустной сей.
В знак благодарности племянник неутешный
Над прахом родственным воздвигнул мавзолей!
Петр Александрыч преклонил колено перед этим памятником, Прасковья Павловна положила перед ним три земные поклона и потому прослезясь, облобызала мраморную доску с надписью. Вслед за этим она обернулась, к своему внучку и сказала:
– Сашурочка, душенька, вот здесь похоронен твой дедушка. Он наш всеобщий благодетель, мы всем ему обязаны.
Внучек, в ответ на эту бабушкину речь, промычал что-то такое… Бабушка поцеловала внучка, приговаривая: «Сокровище мое милое, понятливое дитя», и повела новоприезжих в церковь, а оттуда к дому.
– Довольны ли вы своим наследием, мои милые? – спрашивала Прасковья Павловна у детей своих.
– Очень, – отвечал Петр Александрыч, вставляя лорнет в глаз и озираясь кругом, – приятное местоположение.
– Ты, кажется, утомилась, друг мой Оленька? Такая что-то бледная? Это очень натурально с дороги… Тебе бы виски потереть одеколончиком: это бы сейчас тебя освежило…
– Она всегда такая бледная, – заметил Петр Александрыч, – впрочем, бледность, маменька, в моде.
– Именно так, – сказала Прасковья Павловна, – бледность придает интересность. Признаться, я терпеть не могу красных щек… Ты совершенно, Оленька, в моем вкусе.
Дочь бедных, но благородных родителей, в свою очередь, сказала Ольге Михайловне несколько очень ловких комплиментов, и, таким образом разговаривая, они подошли почти к самому дому.
Петр Александрыч первый ступил на крыльцо… На крыльце ожидали его Дормидошки, Фильки, Фомки и проч. Они отвесили барину низкий поклон.
– Вот это твои дворовые, голубчик, – закричала Прасковья Павловна, указывая на грязных