Про котов и некотов. Елена Геннадьевна Степанова
не хочу.
Кухня была притягательным местом не только для Франтика, я тоже захаживала туда в течение дня, стараясь, чтобы меня никто не увидел. Что я тихо таскала? Вот угадайте. Думаете, плюшки какие-нибудь или конфеты? Нет, я даже не знала, есть ли такое богатство в доме. Может, хлеб? Он, конечно, вкусный, особенно корочка. Но мне это и в голову не приходило, я не голодала, и продукты на столе не валялись.
Я воровала соль. Не знаю, что такое было с моим организмом, но в какой-то момент почувствовала, что соль – это очень вкусно. Солонка всегда стояла на кухонном столе, и я щепотками таскала оттуда соль, клала в рот, быстренько уходила и где-нибудь в другой комнате с наслаждением рассасывала крупинки, которые становились ещё вкуснее потому, что были моей тайной, и так несколько раз в день. Конечно, взрослые меня поймали и отругали. Им не соли было жалко, а меня: они испугались за моё здоровье. Как-то потом это увлечение само собой прошло. Наелась, видимо.
Не у меня одной были странные вкусовые пристрастия. Моя тётя Аля, например, в один из периодов своей жизни ела мел. У неё был целый чемодан белого-белого мела, и она его украдкой грызла, млея от удовольствия. Правда, тогда она была в интересном положении, а женщины в этом положении обычно что-нибудь вытворяют этакое. Сама знаю.
Я относилась к Франтику не совсем как к коту. Конечно, знала, что это кот, что он похож на других хвостатых мяукающих созданий, но других я близко не знала, а Франтик ежедневно был рядом, я изучила в нём каждый волосок, каждое пятнышко, но всякий раз он был новым, с иным выражением умной мордочки, с особенными поворотами головы, неожиданными изящными движениями лап, тела.
Знаете ли вы, что такое кошачья грация и пластика? Нет, вы не знаете этого. И я не знаю. Словами не описать – надо видеть. Надо смотреть не отрываясь, удивляться, наслаждаться, осознавать, что вот дал Бог кошкам такой талант быть красивыми при любом движении, в любой позе. Меня это всегда поражало.
Гляжу на старый снимок – Франтик полулежит, опираясь спиной на мой живот. Глаза у него прищурены, кажется, что он слегка улыбается, зная что-то важное про нас, такой хитроумный изящный котофей. Левой рукой я держу его левую переднюю лапу, а моя правая рука лежит на правой лапе Франта. Можно подумать, что бедный котик в тисках любви, ему не вырваться, но он так спокоен, на мордочке столько достоинства, что ясно: ему хорошо. Держи меня дальше, хозяюшка. Мрр.
За спиной на фотографиях то обои, то гобелен какой-то, то комод, покрытый белой скатертью с вышивкой. Это наверняка большая комната, где я спала. В другом углу на диване было место тёти Али. Впереди слева – комната бабушки с дедушкой, сзади справа – комнатка моих родителей. К самым старшим я, кажется, никогда не заходила, зато в каморке мамы с папой была постоянно. Там стояла какая-то кровать не кровать, тахта не тахта, в общем, лежанка, и почти не оставалось свободного места, но было уютно. Из окна был виден маленький палисадник, в котором росли бабушкины георгины. Я их с детства именно потому и люблю, что они бабушкины.